Чародей

– Да, – сказал я, – теперь помнят только это, но, позвольте, я прочитаю вам оригинальное стихотворение.

Вероятно, потому, что я был офицером и пользовался некоторой популярностью у пациентов, они притихли, и я начал:

В работном доме Рождество,
На стенах – остролист,
И пахнет хвоей и едой,
И стол накрыт и чист.

И так далее, и наконец благодарным беднякам выдают рождественский пудинг – купленный за их же счет, да будет известно, – и вдруг пиршество прерывается:

Один из стариков, сердит,
Тарелку сдвинул прочь:
«Уж год, как нет моей жены,
Скончалась в эту ночь».

Постепенно его история разворачивается перед нами: год назад, на прошлое Рождество, жена этого несчастного лежала при смерти, и он пошел в работный дом попросить хлеба. Его прогнали: работный дом помогает только тем, кто в нем живет. Если эта женщина бедствует, она должна объявить себя нищей, явиться в работный дом и жить на милостыню. Но рассказчик и его жена были горды. Только не работный дом! Нет! Его обуревает искушение украсть, но порядочность берет верх, и он возвращается в свое жалкое жилище и слышит крик жены:

«Хоть крошку хлеба, боже мой!»
Несчастная хрипит…

Вне себя от горя, он бежит назад к воротам работного дома, крича: «Хлеба для умирающей!» – но в ответ слышит: «Слишком поздно». Он видит уличную собаку, которая грызет корку хлеба; он борется с собакой, отбирает корку и возвращается к жене.

И вот взбежал я на порог,
Как ярок лунный свет!
Я Нэнс, увы, не уберег.
Ее со мною нет.

У него разрывается сердце: Нэнс умерла в одиночестве.

В краю, где в изобилье

Живет весь прочий люд,

От голода скончалась

Жена, что я люблю.

У этих же ворот стоял
О прошлый год всего,
О корке хлеба умолял —
И больше ничего.
Ты щедр и помогаешь мне —
Но не помог моей жене…

У этого человека, вынужденного жить за счет подачек, осталось в сердце великодушие. Он заключает:

Иди, спеши на торжество.
Пусть я не значу ничего,
Господь хранит на много лет
Всех, кто вкушает сей обед.
Благословен ушедший год,
И всяк, кто в этот дом придет.
За все, что сделал для меня,
За все тебя прощаю я.

Я вложил в чтение все, что мог. Дарси Дуайер когда-то тренировал меня, и мой голос стал сильным и звучным. Я читал с чувством, но не переигрывал. Не буду скромничать, я ошарашил слушателей. Они хлопали, кто-то смеялся, кто-то что-то бормотал, а один или двое, кажется, смахнули слезу. Мрачная старинная история попала в самую точку.

– Кто-нибудь хочет что-нибудь сказать? – спросил я.

Никто не захотел. Но всю следующую неделю на индивидуальных сессиях мои пациенты говорили об этих стихах. Конечно, это чепуха. Старые стишки, каких теперь никто не читает. Небось по радио не станут такого передавать. Но боже мой, никто не понимает, каково приходится человеку, когда он попадает в переплет. Взять заем в банке? Не смешите. Попросить у хозяина аванс? Он тебя первого и уволит. С профсоюзом говорить тоже без толку: там сразу скажут, что они деньги в долг не дают. А дети требуют все больше и больше. Что это с нынешними детьми, они все время клянчат денег, там четвертак, здесь полтинник, и, как правило, это для чего-нибудь школьного. А если не дать, они будут ныть, что чувствуют себя нищими среди других детей и пропускают все интересное. А жена? Вечно жалуется, готовить никогда толком и не умела и в постели ничего не позволяет – боится, что будет еще один ребенок. Господи! Иногда просто хочется все бросить и пойти куда глаза глядят. По крайней мере, пока ты в армии, жене регулярно платят пособие, но, господи, это же гроши. Нас просят воевать за такие деньги? А если потеряешь руку или обе ноги, что за пенсия тебе светит? Что вообще светит такому парню, как я, а, доктор? Вот мне двадцать шесть лет, и что меня ждет?

Я не терзал их чтением каждый вечер, но скоро понял, что лучше всего идут стихи о чужом несчастье – особенно о человеке, которого несправедливо обошли наградой или который благородно переносит несправедливость. В этих случаях аудитория требовала читать на бис. Я и патриотической стрункой не пренебрегал. Им нравились стихи Роберта У. Сервиса. И «Рожден в Канаде» Полины Джонсон тоже пошло на ура.

Узрел я свет в Канаде,
Земле благословенной…