Чародей

Таита прижал руку ко лбу, изображая глубокую задумчивость. «Пусть некоторое время чует приманку, – подумал он. – Нетерпение заставит его побыстрее проглотить крючок». Наконец он сказал:

– В первый день праздника Быка Аписа.

На следующее утро, когда фараон Сети появился из своего большого шатра, это был уже не пыльный и дурно пахнущий маленький бродяга, каким он въехал в оазис Босс накануне.

С царским гневом и пылом, напугав окружающих, он воспротивился попыткам парикмахеров обрить ему голову. Вместо этого его темные кудри были вымыты и расчесаны, и светились в свете раннего утра красновато-коричневым оттенком. На голове красовался урей, золотой обруч, изображающий Нехбет, богиню-стервятника, и Наг, кобру. Их изображения с глазами из красного и синего стекла были переплетены на лбу принца. На подбородке у него была подвязана фальшивая борода царского сана. Его косметика была наложена так умело, что сделала его еще красивее, и густые толпы людей, ждущих перед шатром, со вздохом восхищения и благоговения пали ниц, поклоняясь Сети. Его накладные ногти были из кованого золота, а на ногах золотые сандалии.

На груди Нефера висела одна из самых больших ценностей Короны Египта: грудная пластина Тамоса – украшенное драгоценными камнями изображение бога Гора в виде Сокола. Юный фараон шел слишком величественной для такого молодого человека поступью, неся плеть и скипетр скрещенными над сердцем. Он серьезно смотрел вперед до тех пор, пока краем глаза в переднем ряду толпы не заметил Таиту: он скосил глаза на старика и скорчил озорную гримасу, выражавшую покорность.

На шаг позади шел в облаке духов и в роскошных драгоценностях господин Наг, устрашающий в своей власти. На его бедре висел синий меч, а на правой руке была печать сокола.

За ним шли принцессы, с золотыми перьями богини Исиды на головах и с золотыми кольцами на пальцах рук и ног. Вчерашние жесткие от драгоценностей набедренники они сменили на платья, закрывавшие их от горла до лодыжек, но ткань была настолько тонка и прозрачна, что солнечный свет проникал сквозь нее, как сквозь речной туман на рассвете. Руки и ноги у Мерикары были тонкие, а грудь как у мальчика. Очертания тела Гесерет уже приняли соблазнительные изгибы, и сквозь прозрачные складки виднелись ее груди с розовыми сосками, а ниже живота, там, где сходились бедра, – темный треугольник женственности.

Фараон поднялся на торжественную колесницу и сел на приподнятый трон. Господин Наг встал справа от него, а принцессы сели у его ног.

Группы жрецов от каждого из пятидесяти фиванских храмов пошли вперед, играя на лирах, барабанах и потрясая систрумами, гудя в рога, распевая и выкрикивая хвалу богам и мольбы к ним.

Затем телохранители Асмора заняли свое место в процессии, и за ними двинулись колесницы отряда Хилто, все недавно отполированные и украшенные флагами и цветами. Лошадей вычистили скребницами так, что их шкуры блестели подобно драгоценному металлу, а в гривы были вплетены ленты. Царскую колесницу тянули безупречно белые волы; их массивные горбы украшали букеты лилий и водяных гиацинтов. Их широко расставленные рога и даже копыта были покрыты золотым листом.

Погонщиками были абсолютно нагие рабы-нубийцы. С тел и голов были выщипаны все волосы, что внешне очень подчеркивало размер их гениталий. Нубийцы были с головы до пят обильно натерты маслом, так что блестели на солнце, черные как глаз Сета, в великолепном контрасте со снежно-белыми шкурами волов. Они погнали упряжку вперед, и волы двинулись по пыли. Тысяча воинов Стражи Пта двинулись вслед за ними и грянули единым голосом гимн восхваления. Народ Фив открыл главные ворота города для входа; множество людей сидело на гребнях стен. На милю перед воротами они выстлали пыльную поверхность дороги ветвями пальмы, соломой и цветами.

Все стены, башни и здания Фив были построены из высушенных на солнце земляных кирпичей – каменные блоки предназначались для строительства гробниц и храмов. Дождь в Нильской долине шел редко, оттого эти строения никогда не разрушались; все их недавно побелили и украсили небесно-синими знаменами Дома Тамоса. Процессия прошла через ворота, и толпы танцевали, пели и плакали от радости, заполняя узкие улицы так, что царская колесница ползла как гигантская черепаха. По пути царская колесница надолго останавливалась у каждого храма, и фараон с важным достоинством сходил с нее, чтобы принести жертву богу, обитающему внутри.

На исходе дня они достигли стоянки судов, где фараона и сопровождавших его ожидала царская барка, чтобы перевезти на западный берег к дворцу Мемнона. Как только они взошли на борт, двести гребцов на множестве скамей усердно заработали веслами. Под бой барабана они одновременно разгибались и сгибались, мокрые и блестящие, будто крылья гигантской цапли.