Чародей

Черепаха о двух головах выползла из реки и покусала Дейфа и Грамма; ночью по дороге бродили чужаки и за окнами раздавался жуткий вой. Старик сказал, что мы должны отдать семь жен богам Эльфриса. Бертольд не желал даже слушать об этом.

Старик сказал, что я не разрешусь от бремени, пока боги Эльфриса не позволят. Два дня я мучилась родами, и один только Бертольд ухаживал за мной. Потом я обратилась с мольбой к Леди Ская, чтобы она забрала мою жизнь, но только пощадила мое дитя. Я сумела родить и потому нарекла младенца Эйбелом.[3]

Старик пришел к нашей двери. Гренгарм, сказал он, требует семь красивых девственниц. В Гриффинсфорде не наберется семи красивых девственниц, и вскоре он потребует просто красивых женщин, пусть и не девственниц, а также детей, которых съест. Я не знала, правду ли он говорит, но поверила. Он сказал, что спрячет меня в надежном месте, где Гренгарм не найдет меня. Я сказала, что пойду с ним, если мне можно взять с собой детей.

Ты можешь взять с собой Эйбела, сказал старик, но Бертольд слишком большой; и он предложил показать мне укрытие, чтобы я сама решила, поместимся ли мы все там. Мол, оно находится недалеко и мы вернемся задолго до того, как дети проснутся. Да простит меня Леди! Я пошла с ним, решив, что Бертольд укачает Эйбела, коли малыш проснется и заплачет.

Мы подошли к краю ячменного поля, и там старик предупредил меня, чтобы я не пугалась, и велел сесть к нему на спину. Он опустился на четвереньки, точно животное. Я села на него верхом, и он взлетел. Я увидела, что он превратился в ужасную ящерицу, и поняла, что это истинное его обличье, а доброе лицо было маской. Я решила, что он и есть Гренгарм и собирается меня съесть.

Он принес меня на этот остров и раздел догола. Здесь я и остаюсь с тех пор, служа приманкой для моряков, которых пожирают Сетр и химеры. Здесь живут и другие женщины, похищенные точно так же.

Мы соблазняем моряков, чтобы химеры не сожрали нас, но мы прячемся, когда старик выходит из моря, и не поклоняемся ему, в отличие от химер. Гроа вытесала из камня фигуру Леди для нас, но другая богиня пришла ночью и разбила статую, оставив у пруда свое собственное изваяние, представляющее женщину невиданной красоты.

Гроа умеет писать. Она научила меня писать, как здесь принято, рисуя буквы на песке. Этот сосуд я нашла среди обломков корабля, с бумагой и всем прочим. О, Леди оверкинов, Леди Ская, ты пощадила мою жизнь. Сделай же так, чтобы мои сыновья прочитали когда-нибудь эти строки!