Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Середина 1980-х годов ознаменовалась не только сменой практикуемой Мэдоффом инвестиционной стратегии, но и переменами в деятельности его старых инвесторов-«гарантов» Фрэнка Авеллино и Майкла Бинса, унаследовавших бухгалтерскую практику Сола Альперна и небольшую команду инвесторов Мэдоффа из числа «друзей и семьи».

К 1983 году интерес Авеллино и Бинса к бухгалтерскому бизнесу увял после жарких баталий в зале суда, вызванных результатами аудитов, которые они проводили в конце 1970-х для небольшой манхэттенской компании – импортера кожи. Рассмотрение апелляций тянулось вплоть до 1984 года, и, хотя партнеры-бухгалтеры неизменно выигрывали, Бинс жаловался, что судебная тяжба обернулась грандиозной тратой денег и сил.

К тому же Фрэнк Авеллино изрядно выдохся. Он страдал от высокого кровяного давления и проблем с сердцем и балансировать между судами и бухгалтерской текучкой был просто не в состоянии, так что в 1983 году они с Бинсом решили закрыть бухгалтерскую практику и полностью посвятить себя операциям с Мэдоффом, полагая (если верить Бинсу), что они единственные открывают индивидуальным инвесторам дорогу к гению прибыльности – Берни Мэдоффу.

Вскоре они вышли далеко за пределы круга «друзей и семьи» Сола Альперна, ограниченного менее чем сотней относительно скромных счетов. Теперь клиентов у них было больше тысячи, а остатки средств на счетах приближались к ста миллионам долларов.

Среди этих многочисленных инвесторов были тайные кустари-вербовщики, или, если угодно, субподрядчики, – старые инвесторы, помаленьку подхалтуривавшие на своем благословенном знакомстве с Авеллино и Бинсом. Они принимали деньги от своих собственных «семей и друзей», собирали их в единый пакет (пул) и с помощью Авеллино и Бинса их инвестировали. Затем эти субподрядчики соответственно взносам делили прибыли, из которых, вероятно, вычитали понемногу за свои услуги. Мы никогда не узнаем, сколько человек стали негласными субподрядчиками бухгалтерской фирмы, но, несомненно, их число было значительным. Благодаря своим связям с Мэдоффом некоторые из них даже учредили собственные бизнесы по финансовым консультациям.

Фрэнка Авеллино и Майкла Бинса все это ничуть не беспокоило. Благодаря долгому сотрудничеству с Мэдоффом они преуспели, как не могли и мечтать. Они покупали престижные дома, почувствовали вкус к дорогостоящим увлечениям вроде коллекционирования предметов искусства и пользовались уважением и почетом в обществе как щедрые покровителями благотворительности и культуры.

Но в делопроизводстве они отличались все той же небрежностью. Записи по счетам и обработку запросов по-прежнему вели четыре их нью-йоркских сотрудника, и обычно папка с делом клиента состояла из трех-четырех листочков бумаги, и только. Партнеры собирали поступающие к ним чеки, отсылали деньги Мэдоффу и по запросу клиентов снимали деньги с инвесторских счетов. Ежемесячно они получали из фирмы Мэдоффа выписки со счетов. Ежеквартально – компьютерную распечатку из компании по обработке данных со списком всех инвесторов и с указанием, кому сколько причитается. Вот и все. Ни дополнительных накладных расходов, ни сложностей, ни канцелярщины.

Что ж, по крайней мере в этом Авеллино и Бинс были заодно с общим духом рынка и политикой регуляторов в 1980-е годы.

Страна еще не до конца оправилась от шишек и потрясений предыдущего десятилетия: падение фондового рынка, взмывшие до небес цены на бензин и манипулирование ценами на серебро, опасный уровень инфляции и медленный рост занятости – все это было свежо в памяти, когда в январе 1981 года в должность вступил президент Рональд Рейган, полный оптимистичной решимости покончить с непомерно затянувшимся, по его мнению, вмешательством государства в экономику.

Его страсть к дерегулированию больно ударит по главному фондовому регулятору – Комиссии по ценным бумагам, с ее жестким требованием ко всем участникам рынка неукоснительно соблюдать правила. Все расширяющееся наступление философии дерегуляции, помноженное на слабое руководство и недофинансирование, в конечном счете сделает некогда уважаемую Комиссию слишком робкой и зашоренной, чтобы справиться с опасным пожаром мошенничеств, разгоревшимся в последующие двадцать пять лет, в том числе и с губительным огненным смерчем по имени Берни Мэдофф.

В 1970-х годах, после нескольких десятилетий почти полного бездействия, Комиссия опомнилась и всерьез принялась за радикальные перемены в опекаемой отрасли – от опционного трейдинга до инсайдерского. Конгресс, молчаливо признав, что в течение десяти лет держал Комиссию на голодном пайке, наконец начал выделять ей почти адекватный бюджет. К концу 1970-х Комиссия усилила надзор над разрастающейся отраслью открытых взаимных фондов, настояла на более жестком надзоре над брокерами и разработала новые нормы регулирования враждебных поглощений. Ее работа была перспективной, захватывающей, и множество умных честолюбивых юристов мечтали стать ее сотрудниками.

Кое-кто из самых умных и самых честолюбивых мечтал работать под началом легендарного директора отдела правоприменения Стенли Споркина, который прослужил в Комиссии двадцать лет и для которого служба вовсе не была ступенькой к доходному партнерству в юридической фирме. Молодые сотрудники-юристы почитали за счастье работать с ним и благодарили судьбу, если им выпадала удача вести одно из самых сложных, связанных с инновациями дел, которые привлекали его внимание.