Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Вторник, 4 ноября 2008 года

Сегодня Америка идет на избирательные участки, чтобы решить, кто будет следующим Президентом Соединенных Штатов, сенатор Барак Обама или сенатор Джон Маккейн, а рынок ценных бумаг затевает по этому случаю лихую гонку – индекс S&P 500 взлетает более чем на 4 %, а индекс Доу-Джонса на 300 пунктов.

А еще сегодня день, когда Берни Мэдофф почти наверняка впервые задумывается, переживет ли он коллапс 2008 года – да и стоит ли.

Фрэнк Дипаскали на семнадцатом этаже узнает первым: фонд Fairfield Sentry прислал две заявки на погашение в следующем месяце на сногсшибательную сумму в 850 млн долларов. Таким образом, с сентября один только Fairfield Sentry вывел 1,25 млрд долларов, и это не считая миллионов, выведенных мелкими фондами Fairfield Greenwich.

Другие крупные хедж-фонды тоже забирают свои деньги. Но Sentry больше десяти лет был для Мэдоффа главным источником средств. И то, что он же сейчас главный источник забот, быть может, только справедливо.

День за днем он звонит в Палм-Бич, ласково упрашивая старого друга Карла Шапиро поскорее внести 250 млн долларов на свой клиентский счет у Мэдоффа. Деньги идут, отвечает Шапиро. Так и есть. Когда они поступят, на банковском счете Мэдоффа снова заплещется обмелевший денежный пруд.

Может, ему просто нужно достаточно наличных, чтобы выстроить мост между днем сегодняшним и завтрашним, когда Уолл-стрит наконец успокоится и деньги послушно потекут в финансовую пирамиду.

Конечно, любой реалист понимает, что денег Шапиро слишком мало и пришли они слишком поздно. Но этот любой реалист – не Берни Мэдофф. Даже теперь Мэдофф верит, что сумеет упредить катастрофу. Встречи с ним по-прежнему ищут перспективные клиенты. Можно поднажать на Джеффри Пикауэра, чтобы тот добавил еще денег на счета, – вот у кого водятся доллары, миллиарды долларов. А может, и еще кто-то из верных клиентов тоже подбросит денег.

Так или иначе он сможет добыть денег, чтобы остаться на плаву, говорит он себе. Он не признает себя проигравшим или побежденным – разве что уставшим. Он так долго отбивал степ, жонглируя банковскими счетами, нашептывая утешительную ложь, завораживая всех ловкостью ног. Но теперь он нет-нет да и спросит себя: хочу ли я плясать и дальше, даже если смогу?

И ему все чаще хочется ответить: нет.

Четверг, 27 ноября 2008 года

День благодарения, и со стороны манхэттенского Вест-Сайда, где проходит традиционный парад «Мейси», несутся веселые вопли, барабанная дробь и перебранка клаксонов. На Ист-Сайде, на Третьей авеню, тихо, в праздник закрыты почти все магазины и учреждения. Прибывшие в «Помаду» люди из Banco Santander видят, что газетный киоск в вестибюле заперт, а сотрудники охраны собрались у стойки секретаря. Их направляют к лифтам, и они поднимаются на девятнадцатый этаж безмолвного здания.

Из едущих в лифте самая важная персона – Родриго Эченике Гордильо, солидный мужчина слегка за пятьдесят, уже двадцать лет входящий в правление огромной испанской банковской компании. Эченике Гордильо прилетел из Мадрида только для этой встречи с Берни Мэдоффом. Он удивлен, что Мэдофф назначил ее на праздничный день, но Мэдофф сказал, что в другие дни он занят, а встреча важная.

По образованию Эченике Гордильо юрист, и здесь он по просьбе председателя правления холдинговой компании, владеющей Banco Santander. У банковского хедж-фондового подразделения Optimal в Мэдоффа инвестировано более трех миллиардов.

За прошедшие шесть лет аналитики Optimal по меньшей мере дважды указывали на недостатки финансового и аудиторского контроля Мэдоффа. Тем не менее команде экспертного отдела и руководству всякий раз удавалось убедить себя, что с Мэдоффом все в порядке, – ведь он столько лет управлял инвестициями, его контролировала Комиссия по ценным бумагам и биржам, у него стабильный и уважаемый брокерский бизнес, и, вообще, он один из старожилов Уолл-стрит с превосходной репутацией.

Но то было до гибели Bear Stearns, банкротства Lehman Brothers, операций по спасению Fannie Mae, Freddie Mac и AIG. Теперь другие времена. Риски нынче весят больше, чем прежде, а репутации – меньше.

Эченике Гордильо с коллегами выходят из облицованного камнем лифта. Мэдофф собственной персоной стоит перед стеклянной дверью, ведущей в офис руководства. На этаже нет больше никого, даже личного секретаря Мэдоффа. Мэдофф устраивается в кресле и после обмена любезностями Эченике Гордильо выкладывает свои вопросы.

К удивлению Гордильо, Мэдофф не пытается его успокоить, улестить или убедить. Когда всплывает тема изъятий, атмосфера становится напряженной, если не грозовой.