Чародей звездолета «Агуди»

Обратно неслись, как низко летящие крылатые ракеты, нужно успеть на совещание по рыбоводству, что-то у нас иностранные браконьеры рыбу вылавливают прямо под берегом, казна несет миллиардные убытки, а нам каждый рубль дорог, Карашахин посматривал как-то странно, наконец сказал тихо:

– Господин президент, а ведь вы их, по-моему, переломили.

Я смотрел в окно, там, несмотря на рабочее время, тротуары запружены, все торопятся, идут суетливые, погруженные в свои личные заботы, а все остальное передоверили мне, обязали меня, за это мне предоставили самые немыслимые льготы, вплоть до того, что для меня перекрывают дороги, чтобы я везде все успевал, все делал, со всем справлялся.

– Брось, – ответил я запоздало.

– Правда, господин президент.

– Завтра же выйдут на демонстрацию протеста!

– Не выйдут, – заверил Карашахин. – Любая демонстрация требует подготовки. Это не забастовки лионских ткачей, когда достаточно любому горлопану прокричать: «Все на баррикады!» Сейчас долго решают, как провести и где провести, кто и что будет говорить, кто отвечает за шествие, за плакаты, транспаранты, да и сами плакаты надо успеть изготовить…

Я покачал головой:

– И это студенчество?

– Бюрократия проникает всюду, – ответил Карашахин рассудительно. – Да и не бюрократия это вовсе, а порядок. Студенты уже давно организованная сила. Могут выступать отдельными группами, но когда касается общих интересов…

– А тут не общие?

– Господин президент, я внимательно наблюдал за всем залом. Большинство, конечно, против ужесточения власти. Это понятно, panem аt circenses так же привлекательно и для большинства студентов. Но это большинство – мусор, что не найдет ни работы, ни занятий, так и состарится, будет тиранить жену и детей, а на кухне исходить желчью о засилье власти и несчастной судьбе русской интеллигенции, ярким представителем которой является он сам. Однако я заметил и настоящих…

– Да сколько их там? – спросил я безнадежно. – Капля в море.

– Я говорю не про отдельных студентов, – пояснил он. – Там целые группки сидят обособленно. У меня глаз наметан, я сразу могу отличить анархистов, монархистов, большевиков, маоистов… а теперь еще и антиглобалистов насобачился вычленять! Так вот заметно, что в аудитории немало группок, что воспрянули как раз, когда вы заговорили об укреплении власти. Об ужесточении. И вообще возликовали, когда заговорили о проскрипционных списках…

Я огрызнулся:

– Я не упомянул даже!

– Ну, бросьте. Сулла и проскрипционные списки – синонимы. Это те ребята, что давно требуют жестких мер. В молодости многие рвутся спасать Россию, это как раз те люди. Так что, возвращаясь к баранам, могу заверить, что демонстрации не будет.

– Почему?

– Будет сорвана самими же студентами. Общечеловеков больше, но государственники сплоченнее, злее, у них есть идея, а у общечеловеков только желание усидеть на месте и удержать нахапанное. Или приобретенное. Понятно, кто в таких условиях побеждает.

Машина вошла в крутой поворот, на такой скорости меня прижало к стенке, кровь прилила к одной половинке мозга, в черепе зашумело, для меня и такой вот поворот – как центрифуга для космонавта, я выждал, когда просветлеет в глазах, проворчал:

– Будем надеяться. Если выйдут на улицы, я вас первого повешу. Сулла я или не Сулла?

Глава 11

На заседание правительства заглянул Громов, выразил удивление, что я настолько чужд и даже оскорбительно равнодушен к армии, даже не посетил крупнейшие за последние семь лет маневры. Новодворский довольно улыбался: любой нормальный человек должен бояться армии и ненавидеть ее всеми фибрами души, а демократ еще и постараться разрушать ее всеми доступными методами.

Громов тут же отбыл, его визит был заранее оговорен, а со мной связывался несколько раз по закрытой от подслушивания линии, но и там произносил обычные слова, так что, если чужая суперсистема по раскодированию и сумеет перевести электромагнитные волны в связную речь, все равно фиг узнает. Я же по интонации и отдельным словам, о которых договорились, уже знал, что завтра заканчиваются сами маневры, послезавтра пьянка с иностранными генералами, а еще через день, когда все разъедутся, начнем операцию, более важную для России, чем Куликовская, Бородинская и даже Сталинградская, вместе взятые.

Меня трясло, поворот слишком крут, я не спал ночами, перед глазами мелькающие лица, в глазах удивление, в черепе шум голосов, выкрики, вопли, вопросы, вопросы… На свою сторону удалось перетащить Каганова и Убийло, с нами также Забайкалец, министр финансов, министр экономики и министр иностранных дел – крайне важные фигуры, они должны быть не просто хорошими работниками, но и верить в то, что защищают, чью политику проводят и чьи интересы отстаивают.