Чародей звездолета «Агуди»

Новодворский оглянулся, подмигнул Каганову, не робей, Андрей, коров ведут, вышел, плотно закрыв за собой дверь. Я повел ладонью в сторону стола:

– Извините, что задерживаю. Всего на пару минут.

Они переглянулись, посерьезнели, я наблюдал, как они уселись на свои прежние места, покинул свое председательское кресло и пересел к ним, оказавшись напротив. Каганов пытливо смотрел мне в глаза, ощутил перемены, Убийло тоже подобрался, видит, что с меня как ветром сдуло демократическую расслабленность и вседозволенность.

Я в самом деле смотрел жестко, чувствуя в теле окаменение, а в ногах вроде бы вовсе кровь превратилась в смолу.

– Вы в меньшинстве, – сказал я сочувствующе, но тут же добавил, – однако ваша позиция… реалистичнее. Никому не хочется брать на себя ответственность, а нам, как и всем нормальным людям с нормальной психикой, тоже жаждется, чтобы неприятные вещи говорили другие… Мы пока еще заискиваем перед Западом, и вовсе не потому, что боимся, но… как бы сказать, вон Гусько все еще извиняется за попытку построения коммунизма, хотя козе понятно, не стесняться нужно, а гордиться!.. Нам хочется, чтобы Запад о нас говорил хорошо, вот и лепечем сами то, что приятно Западу, не считаясь, хорошо или плохо это в отношении России.

Каганов с каждым моим словом кивал, соглашаясь, а когда шея устала, голова ж что-то да весит, прервал чуточку нетерпеливо:

– Господин президент, мы это понимаем. Но иногда ситуация становится настолько хреновой, что уже не до поддакивания Западу.

Убийло добавил:

– Приходится и возражать, хотя бы вежливо.

– Или делать молча, – уточнил Каганов, – понимая, что именно эти действия Запад осудит… Так, господин президент?

Я ответил прямым взглядом:

– Так.

Они переглянулись, Убийло спросил с надеждой:

– Похоже, вы к чему-то склоняетесь?

Я ответил уклончиво:

– Положим, мы выберем вариант, который Западу очень не понравится. Скажем, начнем ограничивать права и свободы кобызов. Какие действия предпримет Запад, от слабых до самых крайних, в чем мы должны опередить, где нам нужно заранее переключиться на свои… гм, силы?..

Каганов фыркнул:

– А что, Запад нам где-то помогал? Это ваши демократы сперва ликовали: Запад нам поможет! Как же, помог – палкой по голове. Теперь сменили песенку, мол, помощь в том и заключается, чтобы Россия поскорее умерла, а населяющие ее народы обрели… тьфу, свободу. И даже независимость. Правда, эта независимость обернется зависимостью от других, но русский человек так далеко не заглядывает, потому все великие русские шахматисты – евреи. Господин президент, не стоит волноваться, что нас где-то ущемят или, скажем, исключат из Всемирного Торгового Союза. Нас туда и не пускают, это Китай пусть боится… Правда, Китай как раз никого не боится и не слушает, потому и уважают…

Я кивнул:

– Хорошо, мне ваша позиция ясна, а о моей… догадываетесь. Больше ничего сказать не могу. Прорабатывайте все варианты, особое внимание обратите на самые жесткие. Запад может ударить со всей дури! Все годы страшились России, теперь не упустят случая добить.

Каганов огрызнулся:

– И так добивают, вы еще не заметили? Ничего особенного не произойдет, к счастью. Мы не увязли в западной помощи, инвестициях, обязательствах. Так что даже полное прекращение контактов нам ничем не повредит. А до военной угрозы дело все же не дойдет.

Он говорил уверенно, но сердце мое сжалось. Как раз и может дойти, ибо танковые соединения уже стягиваются к Рязанской области, через двенадцать дней – учения, маневры, от иностранных наблюдателей не будет отбоя. А после маневров, когда чужаки отбудут, а войска вроде бы на отдыхе, все и начнется…

– Не дойдет, – ответил я с уверенной улыбкой.

Каганов взглянул остро, зрачки чуть расширились, я раздвинул губы еще шире, показывая президентскую улыбку, лицо страны, что медленно, но уверенно выкарабкивается из тяжелейшего кризиса.

Убийло сидел грузный, оседающий под своим весом в кресле, как тающий снеговик. Глаза остро поблескивали из-под тяжелых век, седые кустистые брови стояли дыбом, длинные и толстые, признак перехода в очередную гормональную стадию.

– Какое решение правильно? – спросил он задумчиво. – Сразу хочу заверить вас, господин президент, что я твердо… и даже весьма, на стороне тех, кто жаждет Россию сохранить. И самих русских как нацию. Я не верю, что их растворение среди более «передовых народов» больше даст человечеству, чем их сохранение. Тем более что в передовые записывают не страны с высокой культурой, а заокеанскую империю, похожую больше на тиранозавра-рекса или, чтобы быть более понятным, на Годзиллу с ее мощью и ее же уровнем интеллекта. А сама культура у этой заокеанской Годзиллы как раз ниже плинтуса. Но я не уверен, что силовое решение лучше…

– Почему? – спросил я враждебно. – Ведь понятно же, что кобызы намного жизнеспособнее!