– Вы, двое, – сказала Леандра Дрюну и Холокаи, – если кто-нибудь пожелает освободить меня от бремени существования, уважьте его, спровадив на тот свет первым. Но больше ничего без моего приказа не делайте.
Внутри было темно, стояли длинные скамьи и низкие столы. Обстановка изменилась мало. У окна сидели трое мужчин, изучая разложенные перед ними бумаги. Леандра слышала, что заведение недавно выкупила семья из Облачного народа. Похоже, сидевшие и являлись новыми владельцами.
На мужчинах были свободные жилеты и штаны, обычные для облачников, волосы заплетены в косы. Двое – молодые, жилистые, с густыми чёрными шевелюрами, третий – широкогрудый и мускулистый, с сединой в волосах. С пояса у него свисал кривой нож.
– Мы ещё закрыты, откроемся в… – начал он, не поворачивая головы.
– Таддеус, – только и сказала Леандра.
– Может, он не хочет тебя видеть, – предположил тот, что постарше.
Парни повернулись к вошедшим, на их поясах тоже сверкнули ножи.
– Если я сейчас его не увижу, вот то весло, утыканное акульими зубами, придёт в движение, а этот четырёхрукий бог рукопашной борьбы попрактикуется в искусстве выдирания конечностей, – Леандра сделала паузу. – Таддеус очень хочет меня видеть.
Парни быстро глянули на седовласого. Он некоторое время изучал её, потом изрёк: «Думаю, он захочет тебя увидеть». И кивнул на дверной проём, прикрытый ветхой занавеской:
– Вверх по лестнице, вторая дверь направо. Сомневаюсь только, что он проснулся, или что тебе удастся его разбудить.
– Это нам знакомо, – хмыкнула Леандра, поднимаясь по ступенькам. – Та же забегаловка, та же каморка. Всё это мне знакомо.
Дойдя до двери Тада, она, не потрудившись постучать, махнула Дрюну. Тот одним ударом четырёх рук превратил створку в обломки дерева и искорёженного металла. Леандра уже собиралась войти внутрь, но вдруг со стоном поднесла руку ко лбу.
– Что-то не так? – с тревогой спросил Холокаи.
– Только что у меня создалось чёткое ощущение, что скорее всего в течение часа я изменю отношение к своему отцу с раздражения на глубокую благодарность.
– И что сие означает? – поинтересовался Дрюн.
– Понятия не имею. Неважно. Пошли.
Она шагнула внутрь. Крошечная комнатка Таддеуса почти не изменилась. Стены сплошь увешаны были книжными полками и стеллажами для свитков. В дальнем углу, у окна, на лежанке под дырявой москитной сеткой спал мужчина средних лет.
Во сне его красивое лицо расслабилось и выглядело почти непорочным. Таддеус был смугл, шевелюра, припорошенная сединой, – растрёпана, на щеках – четырёхдневная щетина. Одет в жёваный длинный жилет песочного цвета.
Рядом на кургузом столе стоял расписной поднос с принадлежностями для курения опиума. Леандра мрачно уставилась на длинную тонкую трубку и широкую лампу. Нахлынули яркие воспоминания: тропические ночи под такой же москитной сеткой, два переплетённых тела – её и Таддеуса, влажная тьма, живые сны.
– Хочешь, чтобы я его разбудил? – спросил Холокаи, но Леандра покачала головой.
– Не выйдет. Он же волшебник. Вернее, был им. Перед сном он предпочитает накладывать на себя заклинания на нуминусе, которые даруют ему восприятие четвёртого уровня и особенную глубину его опиумным снам. К тому же он наверняка защитил себя весьма вязкими текстами, – она подошла к лежанке. – Но, судя по быстрому дыханию, опиум уже почти развеялся.
Рядом с подносом лежал сложенный листок бумаги. На нём знакомыми каракулями было выведено: «В экстренном случае разорвать над моей головой».
Сдвинув сетку, Леандра, не колеблясь, порвала записку надо лбом Таддеуса. Через несколько мгновений его веки дрогнули.
– С добрым утром, солнышко, – сказала Леандра и чувствительно двинула Тада под рёбра.
Тот неуклюже попытался её оттолкнуть. Она ударила вновь.
– Время вставать и приобщаться к тайнам вселенной.
Он застонал и разлепил веки, показав зрачки размером с булавочную головку. Попытался сфокусировать взгляд и вдруг шарахнулся от Леандры, словно она была коброй.
– Ох, чтоб тебя! – брызгая слюной, пробормотал Таддеус. – Леа, это ты?
– Наверное, нет. Наверное, я – твоя галлюцинация.
Она ногой наклонила столик так, что поднос с трубкой и лампой грохнулся на пол, потом с нарочито жеманным видом уселась на край стола и с напускной радостью поинтересовалась:
– Ну? Как твои делишки?
Таддеус, тяжело дыша, перевёл взгляд с четырёхрукого Дрюна на неё.
– Когда ты говорила, что хочешь такого мужчину, который всегда готов протянуть тебе руку помощи, я полагал, речь идёт о двух руках, – он неприятно хохотнул. – Неудивительно, что у нас с тобой не сложилось.
– Это не единственный физический аспект, который меня в тебе разочаровал.
– Если твой дружок физически превосходит меня ещё в чём-то, я не желаю этого видеть.
– Не беспокойся. В отличие от тебя, свои наиболее примечательные подвиги он не склонен совершать на публике.
– То есть я не галлюцинирую, – Таддеус кое-как уселся в постели. – Ты одна можешь быть такой язвой.
Леандра поклонилась, словно он отпустил ей комплимент.
– Ну, – раздумчиво продолжил Таддеус, – разве что твоя матушка справилась бы лучше.