Чарослов

Нико взял паузу, надеясь, что наставник примет его молчание за сочувствие, а затем продолжил расспросы:

— А как же высшее проклятие, магистр? Оно научило вас Праязыку?

— Научило, и Хаким стер все воспоминания о случившемся, кроме образа тех двух фраз. До сих пор я не обмолвился об этом ни единой душе, живой или магической, из страха перед Хакимом. Кто знает, на что он готов пойти, чтобы закончить начатое?

Сердце Нико забилось быстрее.

— Значит, это правда: Праязык действительно существует. И вероятно, я как-то с ним связан. Наверное, поэтому монстр меня и преследует. Магистр, неужели вы не видите? Я не должен был стать какографом.

Шеннон поднял руку.

— Никодимус, ты спешишь с выводами. По словам существа, ты ему нужен, чтобы зарядить изумруд. О твоей связи с Праязыком он не сказал ни слова. Пойми: никому из смертных не дано постичь Праязык.

— Откуда вы знаете?

— Дело в том, — вздохнул Шеннон, — что в Праязыке всего четыре руны.

Мощный порыв ветра пронесся над мостом, взметнув длинные черные волосы Нико и сдув Азуру с плеча Шеннона. Бедной птице пришлось изо всех сил махать крыльями, чтобы ее не утянуло под мост.

— Четыре руны! — воскликнул Нико, пытаясь уложить растрепанные волосы. — Язык-прародитель всех остальных языков использует всего четыре руны?!

Шеннон поднял руку, чтобы Азура могла использовать ее как жердочку.

— Необычные, но довольно простые геометрические руны. Две выглядели как шестиугольники с несколькими радиальными черточками; две другие — как пятиугольники, прикрепленные к схожим шестиугольникам.

— Но, магистр, этого не может быть!

— Скорее, в это сложно поверить, — сказал Шеннон, пока Азура пыталась усесться к нему на руку. — Простейший общий язык состоит из двадцати двух рун. А сложнейший высший язык шаманов оперирует более чем шестью десятками тысяч знаков.

Ветер стих, и Нико заправил волосы за ворот мантии.

— Но из четырех рун можно сложить лишь четыре однорунных слова, шестнадцать двурунных, шестьдесят четыре трехрунных и так далее…

— Вот именно, — сказал Шеннон, помогая Азуре вскарабкаться обратно на плечо. — Праслова должны быть очень длинными. Подумай: в обычном языке сто тысяч слов, в нуминусе в три раза больше. Раз в словаре Праязыка по меньшей мере триста тысяч слов, каждое должно состоять из… — он замолчал, считая в уме, — …девяти рун. А, к примеру, при двадцати рунах понадобилось бы всего… — он снова прервался, — …всего пять рун на каждое слово.

Нико закрыл глаза и попробовал разобраться в расчетах наставника.

Шеннон издал тяжкий вздох.

— А так как рун всего четыре, длинные слова было бы очень сложно разобрать. Подумай: запомнить тысячу девятизначных чисел, состоящих из цифр от единицы до четверки. Невозможно. А предложения состояли бы из сотен, если не из тысяч рун. Тарабарщина, да и только…

Нико перестал считать и засмеялся.

— Представьте, каково это, колдовать на таком языке. Все волшебники превратились бы в какографов!..

Шеннон хотел было что-то ответить, но промолчал. Он нахмурился. Открыл рот, закрыл, снова открыл…

— Никодимус… то, что ты сейчас сказал… это очень глубокая мысль.

— Правда?

Ветер изменил направление. Со стороны Звездной академии повеяло осенним запахом прелой листвы и дыма от костра.

Шеннон кивал.

— Что, если какография — результат простого несовпадения между разумом и языком? И общепринятые языки передают смысл таким образом, что разуму, похожему на твой, сложно последовательно его воспроизвести? Ведь дело явно не в отсутствии логики. В моей редакции твои чары срабатывают безошибочно. — Нико кивнул, чувствуя, как горят от смущения уши. — Возможно ли создать язык, который бы легко воспринимался разумом какографа? Если да, должно быть верным и обратное: значит, можно создать язык, столь сложный, что даже величайшим из умов не удалось бы его освоить.

— О, — только и сумел выговорить Нико, осознавая, что имел в виду Шеннон. — А может, именно это и задумал Создатель, сотворив Праязык? Любой смертный, который попытался бы читать или писать на столь сложном языке, почувствовал бы себя какографом.

— И не какографом даже, а полным профаном.

Руки Нико снова задрожали от волнения.

— Магистр, а вдруг моя какография как-то связана с Праязыком? Что, если друидка права и монстр украл часть моей души и поместил в изумруд? Значит, я не должен был стать какографом!

Вместо ответа Шеннон зашагал к концу Веретенного моста, прямо к отвесной скале с хтоническими рисунками, выгравированными на ее поверхности: листья плюща с левой стороны и геометрический узор — с правой.

Старик заговорил:

— Мальчик мой, возможно, прямо сейчас, на наших глазах, исполняется пророчество. Утро нападения дракона на Триллинон могло ознаменовать начало конфликта, которому суждено затронуть все королевства и стать угрозой существованию человеческого языка. Однако сейчас меня больше тревожит перемена, которую я слышу в твоем голосе.

Он остановился и повернулся к Нико.

— Ты считаешь себя Альционом?

— Я… — Нико запнулся. — По-вашему, глупо с моей стороны верить словам друидки насчет пророчества?

Старый волшебник покачал головой.