Как прекрасно знал отец, она даже близко не владела магией уровня изменения формы живого существа. Для обращения же к другим специалистам его круга нужно будет не только преодолеть стыд, но и лет десять откладывать каждый медяк. Учиться теперь не у кого, придется самой ночи сидеть над книгами, если таковые удастся еще добыть.
Возвращение домой строптивица даже не рассматривала, так что щеголять ей хвостом полжизни, вся юность коту под…
“Щеголять?” – она вдруг подняла голову, нехорошо прищурилась и подтянула к себе ближайшее платье.
***
Три седмицы спустя Сальвадор окончательно потерял покой и снова лично отправился на Кленовую улицу разузнать о положении "хвостливой" бунтарки. На сей раз он облачился попроще, намереваясь прежде прощупать расклад среди местных. Если магичка в их районе рискнула заявить об услугах – это должно быть на устах.
Расчет его не подвел. В кабаке почти напротив ее дома он с легкостью подпоил и развел какого-то недотепу (вроде бы корзинщика) на рассказ о необычной приезжей девице.
– Дааа, – протянул тот с удовольствием, вытирая пену с усов и приосанившись на лавке, – есть у нас теперь своя магичка!
– И что, сильна? – поинтересовался тайный отец как будто невзначай.
– А то! Мышей извести или зелье-отрезвенье сварить – это ей на раз-два! И недорого берет. Со всех улиц к ней бегают.
– Недорого? Мошенница, должно быть, – с той же деланой ленцой подначивал конспиратор.
– Эй, – парень несколько даже обиделся, – ты соображай, что несешь. Наша Лея Сальвадоровна честная, жалобщиков пока не находилось.
Отец ощутил, как внутри него два чувства вступили в баталию. В некотором роде хотелось, чтобы у дочери ничего не вышло и она приволоклась к родному порогу в обветшалом платьице. Укрепленные чрованной нитью наряды, впрочем, едва ли обтрепятся и за десяток лет, но эту часть славной картинки возвращения Леи он предпочитал обозначать в голове только общими мазками. С другой стороны – в словах корзинщика слышалась явная гордость за “их” магичку, тогда как он, отец ее и учитель, имел на эту гордость существенно больше прав.
– А красивая какая, статная! – продолжал хвалиться не своими заслугами хмелеющий рассказчик. – Худая, правда, но ледям так положено. По всему видать, что непростая. Даже на прощание помашет кисточкой хвоста – как луной золотой одарит.
Маг разом вынырнул из своей внутренней борьбы. В горле пересохло, и он не совсем изысканно вытаращил глаза:
– Хвоста??
– Так ты не знал, что ли? – удивился парень. – У нее такой хвост! Длинный, холеный, загляденье! Она его то перстенечком украсит, то бантик повяжет…
– Бантик повяжет? Тебе разве его видеть доводилось? – отец ощутил, как кровь сызнова опасно приливает к его голове.
– Так всем доводилось, – ответил собеседник, не подозревая, что тьма уже сгустилась над его вихрами и потрескивает молниями. – Ей, бедняжке, приходится платья такие носить, чтобы сзади кармашек, а из кармашка, значит, хвостик топорщится.
Маг онемел, опасаясь поверить собственным ушам, хотя прежде их служба и была безупречной.
– Из-за этого хвоста все и принялись к ней ходить, – продолжал корзинщик. – В первые дни сомневались, что магичка настоящая к нам нечаянно переселилась. А как про хваст молва пролетела – люди начали стекаться. Сначала украдкой подивиться, а там и про ее силу узнали.
– Из-за хвоста и начали? – эхом повторил Сальвадор, большим глотком отпивая из своей кружки нечто желтоватое, к чему сначала дал себе слово не прикасаться. – Откуда у нее взялось такое достойное украшение?
– Люди говорят, родилась она с ним. Что она дочка мага из богатых, а он духа какого прогневил или чужого колдуна. Жалко только, что сам ее папаша оказался на деле слабоват, – собеседник с искренним сочувствием покачал головой и сызнова выпил.
– Это почему слабоват? – нехорошо прищурился Сальвадор. Тучи его праведного гнева стали практически ощутимы под толстыми балками.
– Ну как – дочкин хвост и не смог убрать за шестнадцать-то годков.
– Она вам так поведала?
– Нет, она про хвост всегда молчит. Спросишь – глаза в пол и улыбнется только, грустно так, аж слеза прошибает. И про папеньку только хорошо всегда, сразу ясно – любит. Видать, всю жизнь он положил, чтобы ее от того хвоста избавить, только где ему силенок взять против настоящего заклятия. Люди у нас зоркие, догадались: как ей совершеннолетие стукнуло – она и ушла из отчего дома, чтобы на батюшку позору не наводить. Ведь все богатые его за великого колдуна почитают.
Слабосильный батюшка знаменитой Леи Сальвадоровны опустил руку под стол и поигрывал огненным шаром в ладони, думая – запустить его только под рубашку парню для острастки или разнести в щепки все заведение.
– А тут не навела позору? – протянул он медленно, пока не приняв решения. – Дочь аристократа – с чернью смешалась?
Парень посмотрел на гостя внимательнее. Сначала он не углядел великой разницы между ним и собой, за среднего купчишку принял. Но по речи заподозрил, наконец, что тот ничуть не простак.