Чартер в 13-й век (СИ)

Кристоф растворил в бутылке какой-то порошок.

— Теперь можно идти, — протягивая мне корзину с провизией, вынес он свой вердикт.

— Ты с нами? — поинтересовался Огюст.

— Я только провожу к месту, а дальше действуйте одни. Как вы помните, я в розыске. Ну, с богом!

Мы вышли на улицу, где нас ждала телега, запряжённая серой в яблоках лошадью.

— Присаживайтесь, граждане, — как можно громче произнёс Кристоф, играя на публику.

Мы забрались внутрь, устроились на скамейках, тянувшихся вдоль бортов. Кристоф передал нам корзинку и бутыль, а сам устроился на козлах исполнять роль кучера. Париж не был бы Парижем, если бы на улицах воцарились две солидные дамы по имени Тоска и Уныние. То тут, то там встречались разнообразные типы и личности, явно не обеспокоенные бренностью существования.

Чем ближе мы приближались к намеченному месту, тем тоскливее становилось у меня на душе. Стало казаться, что наша затея с побегом является авантюрой чистейшей воды. Может, пока не поздно, вернуться, а там, как выйдет. Всё-таки следует действовать более цивилизованными способами: подать, например, прошение о помилование или же просто взорвать часть стены и без всякого подкупа и шантажа освободить всех узников. Мой благородный порыв переиграть намеченное мероприятие остался незамеченным: повозка внезапно остановилась, лошадь задумчиво оглядела окрестности, а я больно ударилась о борт телеги.

— Слезайте, приехали, — поторопил Кристоф.

Огюст помог мне спуститься, затем передал поклажу, и мы влились в разношерстную толпу, тусовавшуюся у стен исправительного учреждения.

— Пошли, Огюст. Нас ждут великие дела.

— Эй, куда это вы намылились? — раздалось у нас за спиной.

Я оглянулась и увидела, что к нам решительной походной движется женщина, про которую можно сказать бой-баба.

— Я вас спрашиваю, куда это вы направились?

— Туда, — я неуверенно показала на вход в тюрьму.

— И зачем это спрашивается?

— Продукты передать.

— Думаешь, другие не за этим сюда заявились? — затем, сменив гнев на милость, поинтересовалась, — кто там у тебя?

— Подруга с мужем, дальше пришлось приврать, — она у меня шляпница, а муж служил в королевской гвардии, но перешёл на сторону революции. Только вот соседям понравилась их квартирка. Те написали донос. Подругу с мужем упекли в тюрягу, а комнаты передали доносчику.

— Подожди, ещё не вечер. Пока не пускают. Я Козетт, — представилась женщина, — вижу, ты в первый раз. Держись меня, прорвёмся. Сегодня, сказали, не всех пускать будут. Только человек двадцать. Пошли ближе к воротам. Да, тебя как звать-то?

— Мари, — представилась я, а это мой жених Огюст.

От моего заявления парень поперхнулся и натужно закашлялся.

— Чего это с ним? — поинтересовалась Козетт.

— Переживает.

— Тогда понятно. У тебя есть вино?

— Зачем спрашиваешь?

— Я вот тут припасла бутылёк. Говорят, если стражникам дать на входе, пропустят без очереди.

Я показала свою ёмкость.

— Ого, — удивилась женщина, — а ты запасливая. Не дрейфь, с твоей тарой точно прорвёмся. Пошли, давай?

Я решила больше не тратить времени на бесполезные разговоры и бодро зашагала навстречу очередной авантюре. Будь, что будет. Согласно поговорке, чем раньше сядешь, тем раньше откроют ворота, за которыми тебя будет ждать долгожданная свобода.

Нашему продвижению то и дело мешали женщины с корзинами, набитыми разнообразной провизией. Их всех отличала одна деталь: в глазах, несмотря на двигательную активность, застыла вселенская тоска. Я их понимала: не каждая из них могла рассчитывать на свидание со своими близкими. Некоторые особо торопливые и несознательные граждане уже покинули сей суетливый мир, и теперь пребывают где-то там далеко, куда для остальных, занятых земными заботами, путь пока заказан.

Кое-где виднелись небольшие группы парижан, с воодушевлением обсуждавших проблемы, как им казалось, наипервейшей важности. Не все из них знали, что жить им осталось совсем ничего и вскоре мадам Гильотина будет слишком утомлена своей работой, а улицы наполнятся безутешными стенаниями невинно осуждённых на свидание с «прекрасной дамой». Впрочем, всё это будет. На данный момент следует, как можно скорее, отыскать в застенках маркизу де Турмон, а проще говоря, Женевъеву, её мужа и, конечно же, остальных участников «спектакля», режиссёром которого на данный момент являлась я.

— Вперёд и пусть надежда не оставит нас, — перекрестившись, мы направились к воротам.

Стены тюрьмы выглядели мрачно и, если бы не подруга, я повернула назад. В первый и последний раз в жизни я переступлю порог исправительного учреждения подобного типа по собственному желанию. Возле стен местной каталажки столпились преимущественно женщины, пришедшие навестить своих родственников и друзей. Интересно, куда же исчезли доблестные мужчины? Хотя, наверняка, они уже там, за воротами, ожидают своей очереди на тот свет.

— Вперёд, Козетт, пусть нас запомнят молодыми, — удивила я свою спутницу.