Чарующий апрель

Выяснилось, что сразу после завтрака миссис Уилкинс исчезла. Миссис Арбутнот даже предположить не могла, куда она отправилась. Кэролайн сегодня ее страшно не хватало. В полном молчании она жевала миндальные печенья – самые большие и самые вкусные на свете. Чай без миссис Уилкинс казался унылым. К тому же миссис Арбутнот обладала убийственным стремлением заботиться, опекать, жалеть, уговаривать что-нибудь съесть, хотя она и так с откровенной жадностью поглощала одно печенье за другим. Казалось, не знавшая меры, излишне благожелательная соседка больше никогда не отвяжется. Почему бы ей просто не оставить ее в покое? Она вполне способна есть без постороннего вмешательства. Попытка охладить пыл миссис Арбутнот с помощью подчеркнуто кратких ответов успехом не увенчалась. Краткость оказалась неочевидной, так как, подобно всем неприязненным чувствам Кэролайн, скрылась за непроницаемым занавесом очарования.

Миссис Фишер сидела словно статуя, демонстративно не замечая компаньонок. День прошел необычно, и она слегка тревожилась. Ни одна из трех молодых женщин к ленчу не пришла, и она оказалась за столом в полном одиночестве. Больше того, ни одна даже не потрудилась предупредить о предстоящем отсутствии. А за чаем, до того, как появилась леди Кэролайн и привлекла к себе внимание, миссис Арбутнот вела себя очень странно.

Миссис Фишер из всей компании выделяла только миссис Арбутнот, потому что пробор и мягкое выражение лица придавали облику женственность, однако некоторые из ее привычек симпатии не вызывали. Например, трудно было ожидать постоянного повторения любого произнесенного слова: какое бы блюдо или напиток вы ни предложили, она тут же возвращала его вам. «Не желаете ли еще чаю или кофе?» Такой вопрос не требовал иного ответа, кроме «да» или «нет», но миссис Арбутнот упорно повторяла придуманный вчера, во время первого совместного завтрака, фокус: к «да» или «нет» непременно добавляла: «А вы?» Сегодня так было за завтраком и вот сейчас, за чаем, то есть во время каждой из трапез, где миссис Фишер сидела во главе стола и распоряжалась напитками. Ничего, кроме недоумения, ее манера не вызывала.

Но не это ее тревожило. Странность поведения миссис Арбутнот казалась мелочью по сравнению с тем пугающим обстоятельством, что сегодня сама она никак не могла найти себе применения и не делала ровным счетом ничего, только без конца бродила из гостиной на крепостную стену и обратно. День прошел впустую, а, как известно, миссис Фишер не любила пустых трат – даже пустой траты времени. Попыталась почитать, начала письмо Кейт Ламли, но все напрасно: несколько страниц из книги, несколько строчек на бумаге, – и опять вставала, выходила на крепостную стену и долго смотрела на море.

Неважно, что письмо так и осталось незаконченным: времени еще предостаточно, – но пусть остальные считают, что Кейт Ламли обязательно приедет. Так даже лучше. Во всяком случае, мистер Уилкинс не займет свободную комнату, а поселится на законном месте. Кейт подождет, превратится в своеобразный резерв. Кстати, Кейт в резерве ничуть не хуже, чем Кейт во плоти, даже, пожалуй, лучше: у настоящей Кейт отсутствуют некоторые положительные качества Кейт резервной. Например, если тревожное состояние миссис Фишер не исчезнет, то подруге лучше его не видеть. Обладательница трости не терпела суеты, но что еще важнее, сегодня не смогла прочитать ни одной страницы из произведений своих великих усопших друзей: даже Браунинга, который провел в Италии так много времени; даже Рёскина, чьи «Камни Венеции» привезла с собой, чтобы прочитать почти на том самом месте, где был создан великий трехтомный трактат. Не смогла она сосредоточиться даже на чрезвычайно интересной книге о личной жизни германского императора Вильгельма II, которую нашла в своей гостиной. Бедняга! В девяностые годы, когда биография была написана, он еще грешил сам, а не превратился в жертву греха, как это, несомненно, происходило сейчас. Книга содержала множество интересных сведений о рождении августейшей особы, левой руке и тщетных стараниях лейб-медиков. И все же миссис Фишер отложила даже этот увлекательный труд, встала, вышла на крепостную стену и устремила взгляд в морскую даль. Читать надо постоянно: только так можно сохранить память и ясность ума, – да и как иначе? Всем известно, что упражнение и развитие ума – первостепенный долг всякой образованной личности. Но как же можно читать, если только и делаешь, что встаешь, выходишь на крепостную стену и смотришь на море? Странное беспокойство. Может быть, подкрадывается какая-то коварная болезнь? Но нет, на самочувствие она не жаловалась, скорее наоборот: ходила быстро, почти бегала, причем без трости. Странно, что невозможно усидеть на месте. Нахмурившись, она посмотрела поверх букета фиолетовых гиацинтов на мерцавший за мысом залив Специя. Странно и то, что, привыкнув ходить очень медленно, опираясь на трость, она вдруг приобрела давно забытую подвижность.