Чары

– Мадлен, не уходи, пожалуйста, умоляю тебя… Но она уже открыла входную дверь и бежала вниз по ступенькам, прочь из этой квартиры, прочь от Зелеева, наружу, на Риверсайд Драйв, бежала к Семьдесят второй улице, к людям и проносившимся мимо машинам, к своему дому и ребенку, к своему рассудку.

Она редко видела его после этого вечера, избегая его так, как только возможно. Вместе с рассветными лучами солнца наутро к ней пришло какое-то понимание, сочувствие и бесконечная жалость. Она искала внутри себя чувство вины, спрашивая – может, она когда-нибудь его поощряла, завлекала его, но она знала, что этого не было никогда. Никогда, даже на долю секунды, она не видела в нем кого-то иного, а не старого и верного друга.

Она ненавидела себя за свою жалость, не хотела быть недоброй к нему и месяц спустя начала звонить ему раз в неделю, чтоб убедиться, что с ним все в порядке. Но в тех редких случаях, когда они виделись, Мадлен всегда делала так, чтоб они не оставались наедине. Она разрешила ему периодически видеться с Валентином – в парке, или внутри ресторана или кафе, но когда ей нужно было оставить с кем-то сына, она просила Руди или Гидеона, или девушку из агентства с хорошей репутацией. Она никому не рассказала о том, что произошло в тот вечер – даже своему брату; ей совсем не хотелось унижать своего старого друга, чья многолетняя доброта, щедрость и великодушие не могли быть просто так вот сняты со счетов из-за одного опрометчивого поступка.

Осенью объявился опять Джо Каттер с целым ворохом многообещающих предложений по поводу кабаре; весь октябрь она пела в отелях Бостона, Лэйк Тахо, округа Вашингтон и Майами Бич, а в начале ноября Мадлен уже выступала в Лас Вегасе, в том же шоу, что и Тони Бенетт. Руди и Гидеон по очереди присматривали за Валентином, пока она путешествовала, тот или другой летели вместе с ней, воодушевляя ее перед выходом на сцену и радуясь ее успеху. Публика обожала Мадди Габриэл, тронутая ее искренностью, она отогревала их сердца. К тому времени, когда она наконец возвратилась в Нью-Йорк, изнывая от желания поскорей увидеть Валентина, Джо Каттер уже подписал для нее соглашение на выступления в Нью-Йорке.

– У нас накопилось уже много материала для записи, – говорил он ей, довольно потирая руки. – Ты счастлива, золотко?

– Очень. Но еще больше я рада вернуться домой.

– Знаешь, ты выглядишь так, словно огребла миллион долларов.

– Спасибо, Джо, – засмеялась она и поцеловала его в щеку. – Можно вопрос?

– Хоть целую кучу.

– Ты когда-нибудь курил эти свои сигары?

Каттер хихикнул.

– Один раз. Только один раз. Кто-то мне сказал, когда я пошел в гору, что мне не хватает сигары – ну как занавески для окна, ты меня понимаешь? Вот только мне не понравилось курить. Мадлен засмеялась.

– И поэтому теперь ты их просто жуешь.

Мадлен приготовила свой первый настоящий обед в честь Дня Благодарения, пригласив всех хороших друзей, какие только жили в Нью-Йорке – своих и друзей Валентина. Мерри Клейна и Лилу Новак, терпеливо ждавшую ее, пока Мадлен разъезжала по стране, Джо Каттера и Бетти, его жену. И, конечно, Константина. Валентин мог веселиться со своим лучшим другом, Хауи Блуштейном, Руди пришел с Майклом, а Гидеон – с незнакомкой по имени Дасти, короткошерстной таксой. Это был подарок ко Дню Благодарения для Мадди и Валентина.

– Да она просто красавица! – в восторге воскликнула Мадлен. Прошлой осенью Ной написал, что Хекси умерла от старости, и Мадлен частенько подумывала о том, как чудесно было бы завести еще одну таксу.

– Она – жертва разбитого дома, – объяснил ей Гидеон. – Принадлежала моему клиенту, который нанял меня, чтоб доказать неверность его жены. Боюсь, что я доказал – decree nisi[101] было подписано окончательно несколько дней назад.

– Это означает, что они развелись, – сказал Руди Валентину.

– Я знаю, что это означает, дядя Руди, – надменно ответило дитя.

– И никто из них обоих не хочет оставить себе Дасти? – спросила Мадлен.

– Муж просто не в состоянии присматривать за собакой, а жена хочет путешествовать. В ее чемоданах нет места для таксы.

– А раз ты больше не работаешь у меня, – сказал Мерри Клейн, – то можно сказать, что таксе крупно повезло.

Дасти сразу же смогла распознать хороший дом. Ее прежняя хозяйка вечно сидела на диете, а какая уважающая себя такса второй раз взглянет на домашний сыр? Квартира Мадди была уютной, обжитой, и была полна ощущения настоящего безыскусного домашнего тепла и сердечности, а сегодня здесь еще так восхитительно пахло жареной индейкой и другими разными вкусностями. Весь вечер самой большой проблемой для собаки было решить, чьи колени самые удобные, чья рука – самая ласковая, и кто из гостей роняет ей самые белые кусочки мяса.

После обеда Мадди немного попела и всплакнула – к чему имела склонность, когда по-настоящему была взволнована, и Гидеон помог ей прибрать в доме после гостей, а потом пристегнул поводок к ошейнику Дасти, чтоб выйти с ней на прогулку.

Мадлен пошла с ним до входной двери.

– Вы всегда знаете, – проговорила она мягко, – что может сделать меня счастливой.