Чары

Его глаза были налиты кровью, и речь была уже невнятной. Они перебрались из элегантного «Баур-о-Лак» в расслабленную атмосферу «Цойгхаускеллер», огромного пивного зала на Банхоф-штрассе, где Александр опустошил шесть кружек пива Херлиманн, а Зелеев запросто выпил полбутылки водки.

– Ну, по крайней мере у тебя есть женщина в постели. Эмили ведь вполне хорошенькая, правда? – Зелеев никогда не видел фрау Габриэл-младшую, но он слышал, что она более чем очаровательна.

Александр пожал плечами.

– Она – красивая женщина, внешне, но чертовски разочаровывает. Невозможно заслужить ее одобрение.

– Она чувственная? – зрачки зеленых глаз Зелеева стали больше, и его мужское естество напряглось. Он знал, что такие безудержные возлияния делают многих мужчин бессильными, но у него водка, как всегда, только распаляла похоть.

– Когда-то она была неплоха, – Александр поднял кружку к губам, и струйка пива побежала по его челюсти. – А теперь мне приходится искать наслаждения на стороне.

– В этом городе? В таком чопорном, демонстративно-рафинированном? – глаза Зелеева насмешливо блестели.

– Вы знаете это, может, лучше меня. Папа говорил мне о ваших срывах… – он запнулся. – О вашей ненасытности.

Русский рассмеялся.

– Мое буйство преувеличено твоим отцом. Что касается меня, это просто способ расслабиться и отдохнуть.

Александр наклонился к нему, и его лицо неожиданно стало казаться хитрым, почти лисьим.

– А сегодня ночью хотите расслабиться, Константин?

– Даже больше, чем писать, – подчеркнуто лениво Зелеев встал со скамейки и огляделся вокруг. – Вы можете это устроить?

– Считайте, что все уже устроено.

В половине одиннадцатого Эмили отложила свежий номер «Die Elegante Welt» на столик возле кровати, посмотрела на часы на каминной доске и со вздохом выключила свет.

Через две двери, в своей гостиной, за столом сидела Хильдегард и разыгрывала смиренное терпение. Ей не нужно было смотреть на часы, чтоб узнать, который час – вопреки своей воле последний час она считала каждую минуту, отлично зная, что сын еще не вернулся. Это ее раздражало, как это частенько бывало, а еще ей было досадно и грустно – Хильдегард жалела Эмили и детей. Но сегодня было и что-то еще – что именно, она даже не смогла бы сказать себе, – отчего она чувствовала смутное беспокойство и страх.

В детской, в дальнем конце этажа, спал сладким сном Руди Габриэл – тихо и безмятежно. Ему было только четыре года, и все, кто значили для него больше всего – его мать, няня и бабушка – были дома, вместе с ним. Он был окружен любовью и добротой, теплотой и заботой.

В розовой спальне его сестра видела сон. Она каталась на лыжах с отцом – на чудесной занесенной снегом горе. Снег был густым, мягким и хрустящим, и она неслась на лыжах вслед за отцом, совсем как взрослая, повторяя все его повороты, все его движения – так смело и уверенно, что ей совсем не приходилось думать о том, что ей нужно делать; это было как полет – только еще лучше, и снежная пелена, взвихренная стрелами лыж, бешено кружилась вокруг нее, как серебристое облако.

– Не бросай меня, папочка! – кричала она ему вслед, неожиданно испугавшись, когда его фигура пропала в снежном тумане.

– Ни за что на свете, Schätzli, – выкрикнул он в ответ через плечо, и Магги почувствовала, как он любит ее – и этот внезапный страх исчез, и остались только его ласка и забота, и этот волшебный полет вниз по крутому склону горы.

Зелеев и Александр были в неряшливо прибранной маленькой комнате в обшарпанном доме на темной улочке на Недердорф-штрассе – длинной, узкой, мощеной булыжником щели, словно трещина бегущей параллельно реке. По обеим сторонам ее прилепились в изобилии бары, кафе и прочие развеселые забегаловки. Александр докуривал последнюю сигарету с марихуаной. Он ощущал в груди какую-то тяжесть и чувствовал, что мышцы его слушаются гораздо хуже, чем всегда. Но эйфория от наркотика, мгновенно затопившая его, была что надо – если только, конечно, она не улетучится в самый неподходящий момент. И если только сигарета будет последней, успел подумать он.

Перед русским стояла новая бутылка водки – так еще и не початая. Пока что он в ней не нуждался – как и в наркотиках, которые настойчиво предлагал ему молодой Александр. Тот отчаянно тревожился, что Зелеев еще не достиг высот кайфа, на которые занесло самого Александра. Но у Зелеева и так было все, чего он хотел – в стеклянном бокале и на кровати. Ей было около двадцати пяти – в хорошей форме, с каштановыми волосами, глазами цвета ореха, и с большой грудью и чистой гладкой кожей. У них на двоих была одна женщина, но сейчас он собирался получить то, что ему всегда нравилось – в подходящей обстановке.

– Готов, Александр?

– Нет еще, – Александр вынул две пилюли из пакетика. – Водки, – улыбнулся он и протянул руку.