Сунув свиток под шубу, он взвалил на себя старика и зашагал в сторону селения. Бертран чувствовал себя полностью опустошенным – не столько из-за стремительного и сложного перехода по зимней тайге, сколько от сознания собственного бессилия перед болезнью жены. Обливаясь потом, который стекал по его лицу крупными каплями, он видел перед собой зеленые глаза Ирицы и слышал ее звонкий смех. Как сможет он жить без нее? Да и захочет ли? В этом он не был уверен.
Париж, залечивший раны после Первой мировой войны, представлял собой не один, а целых два города. В первом жили обычные люди, которые каждый день ходили на работу, покупали продукты в магазинах и по вечерам выходили на прогулку. Второй же полностью принадлежал приезжим – они заполонили центральные улицы культурной столицы мира, набились в местные кафе и рестораны, где каждую ночь устраивали шумные вечеринки, на которых никто не обсуждал политическую ситуацию в мире, но каждый считал своим долгом обозначить собственную позицию в отношении литературы, изобразительного искусства и музыки. В большинстве своем те, кто принимал участие в этих дискуссиях, имели такое же отношение к культуре, как и любой обыватель – к портняжному ремеслу, то есть потребительское. Однако время и общество диктовали свои условия – жить здесь и не участвовать в общем увлечении прекрасным могли позволить себе только коренные жители и очень богатые люди. Остальные же или старательно изображали из себя богему, или всеми силами пытались проникнуть в этот круг, который, впрочем, с радостью впускал всех желающих.
Мари сидела за столиком на втором этаже холла великолепного отеля «Бристоль» и напряженно всматривалась в лица посетителей. Пока что среди них не было тех, кто ее интересовал, и она размышляла о странностях мира, которые заставляли людей делать то, что они делали. Недалеко от нее сидела компания молодых людей, которые вполголоса обсуждали экспансию иностранной псевдоинтеллигенции, которая заполонила город.
– Я вчера познакомилась с одной особой, – рассказывала совсем юная девушка, закатывая глаза. – Сначала я подумала, что она француженка – идеальное произношение, понимаете? Оказалось, что она из России. И такая статная, одета хорошо. Но когда она начала обсуждать свержение Николая Второго, я сразу поняла: что-то здесь не так. И действительно, оказалось, что она только несколько дней как приехала.
– Неужели тоже пыталась что-то продать? – презрительно спросил молодой человек с жидкими усиками, старательно подкрученными по краям.
– А вот представьте себе, нет, – пожала плечиками девушка. – Судя по всему, денег у нее куры не клюют.
– Наверное, из аристократов, – предположил юноша. – Что ж, ей повезло – вовремя сообразила вывезти капитал из страны. Теперь будет тратить свои деньги здесь, что тоже, согласитесь, не плохо.
– Сомневаюсь. Мы разговорились, и она сказала, что через несколько дней они с мужем уезжают в Берлин.
– Я рад за них, там в любом случае лучше, чем здесь, – сквозь зубы бросил сидевший рядом мужчина с нервно дергающимся лицом. Его можно было бы назвать красивым, если бы не оскал, который скорее был следствием травмы или ранения, чем врожденной чертой.
– Вы, Анри, слишком резки в своих суждениях, – обратился к нему его юный собеседник. – Мы должны держать себя в руках, особенно на фоне этих варваров.
– Я никому ничего не должен, – резко заявил мужчина. – Особенно нашему хваленому правительству, которое отправило лучших сынов нашей земли в эту мясорубку.
– Вы все никак не можете забыть войну? – Девушка с сочувствием посмотрела на него. – Бедненький. Но вы живы, и это главное.
– Как можно забыть это? – Лицо Анри исказила гримаса страдания. – Мы потеряли почти миллион убитыми и втрое больше ранеными. Сколько семей лишились кормильцев! А сколько еще обречено ухаживать за калеками до конца своих дней? Зачем это было нужно? Кому? Не мне – точно. И в том, что я до сих пор жив, нет заслуги моего отечества. Меня спас русский врач, когда свои забыли обо мне и оставили умирать на поле боя.
– Какой кошмар! – театрально вскинула руки девица. – Вы никогда не рассказывали мне о том, что тогда произошло.
– Вам не нужно знать обо всех ужасах, что творились на этой проклятой войне. – Мужчина смотрел прямо перед собой, его лицо вдруг приобрело отстраненное выражение, словно он был мыслями где-то в другом месте.
– Напротив, мне очень интересно, – настаивала девушка. – Правда ведь, Жан, нам хотелось бы услышать рассказ о ранении и чудесном спасении Анри?
– Да, конечно, – лениво кивнул молодой человек. – Просим.
Однако ветерану не требовалось разрешения – он и так уже видел перед собой воронки от разорвавшихся снарядов и людей, пытающихся укрыться в них от града пуль.