Час Дракона

— Их не повесили! — кричал он. — Вазул в соседней клетке видел, как они погибли! Губернатор прислал чернокнижника, который убил их своим колдовством!

— Это ложь! — ответил Конан. — Губернатор не осмелился бы на это. Когда я разговаривал с ним прошлой ночью…

Эти слова были очень некстати. Остервенелое вытье и проклятья взвились под небеса.

— Да! Ты поехал к нему один! Чтоб предать нас! Это правда! Вазул удрал через дверь, которую сломал чернокнижник, и все рассказал нашим разведчикам, которых встретил в Забаре. Мы их послали искать тебя, когда ты вовремя не вернулся назад. Когда они услышали рассказ вазула, то вернулись на Гхор, а мы оседлали коней и пристегнули мечи.

— И что вы хотите делать, глупцы? — спросил Конан.

— Отомстить за наших братьев! — завыли они. — Смерть кшатриям! Убить его — это предатель!

Рядом с Конаном посыпались стрелы. Он поднялся на стременах, снова пробуя перекричать шум, после чего с возгласом злости, протеста и разочарования повернул коня и поскакал назад. Бросившиеся за ним вазулы, изрыгающие вслед ему проклятья и угрозы, были слишком разъярены, чтобы сообразить, что они могут попасть на то ребро, по которому ехал Конан, только направляясь в противоположную сторону, обогнув поворот и кропотливо взбираясь крутой дорогой наверх. Когда они наконец сообразили это и повернули назад, их бывший вождь уже почти достиг того места, где ребро переходило в горный уступ.

Оказавшись над обрывом, Конан не поехал дорогой, которой сюда добирался, а направился по еле заметной тропке, покрытой валунами, о которые спотыкался жеребец. Они не проехали по ней далеко, когда конь фыркнул и бросился в сторону, видя что-то лежащее на дороге. Конан взглянул с его спины на страшно разбитое кровавое подобие человека, пытающегося что-то выговорить сквозь сломанные зубы.

Одни боги тьмы, управляющие судьбами чернокнижников, знали, каким образом Хемса смог выбраться из-под огромной кучи камней и взобраться по крутому склону на дорогу.

Ведомый каким-то странным импульсом, киммериец слез с коня и остановился над искалеченным человеком. Он знал, что является сейчас свидетелем необычного, противоестественного явления. Хемса поднял окровавленную голову, а в его странных глазах, подернутых мукой и мраком приближающейся смерти, появились проблески сознания.

— Где они? — проскрипел он голосом, в котором не было ничего человеческого.

— Вернулись в свой проклятый замок на Имш, — буркнул Конан. — Забрали с собой Деви.

— Пойду! — бормотал несчастный. — Пойду туда. Они убили Гитару, а я убью их… аколитов, Четверых из Черного Круга, и самого властелина! Убью… всех убью!

Он попробовал протащить дальше свое искалеченное тело, но даже его непобедимая сила воли была уже не в силах оживить эти кровавые лоскуты, потрескавшиеся кости, держащиеся только на порванных тканях и изодранных мускулах.

— Иди за ними! — бормотал Хемса, изо рта которого струилась кровавая пена. — Иди!

— Я и намерен это сделать, — сказал Конан. — Хотел созвать моих афгулов, но они обратились против меня. Иду на Имш один. Отниму у них Деви, даже если бы мне собственными руками пришлось разнести на кусочки эту проклятую гору. Я не думал, что губернатор осмелится убить моих вождей, когда я захватил Деви, но, похоже, что я ошибался. Он заплатит мне за это головой. Сейчас она мне уже не нужна как заложница, но…

— Пусть падет на них проклятье Изиля! — выдохнул Хемса. — Иди! Я — Хемса… умираю. Подожди… возьми мой пояс.

Искалеченной рукой он начал копаться в своих лохмотьях, и Конан, поняв его намерения, наклонился и помог снять с окровавленного тела пояс странного вида.

— В пропасти держись золотой жилы, — бормотал Хемса. — Носи мой пояс. Мне его дал стигийский жрец. Он поможет тебе, хотя меня подвел. Разбей хрустальный шар с четырьмя плодами граната. Берегись превращений владыки… Иду к Гитаре… она ждет меня в аду… aie, ya Ske I os yar!

С этими словами он умер.

Конан посмотрел на пояс, сплетенный из волос, не похожих на конские. Скорее всего, пояс был сплетен из черных женских волос. В плотных сплетениях блестели маленькие драгоценные камешки, таких он еще никогда не видел. Пряжка была странной: в форме плоской клиновидной головы змеи, покрытой мелкими золотыми чешуйками.

Когда Конан взглянул на этот пояс, холодная дрожь пробежала у него по телу, он замахнулся, чтоб выбросить пояс в пропасть, но, подумав, застегнул его на бедрах, пряча под своим широким бакарийским поясом, который носил всегда. Потом сел на коня и двинулся дальше.

Солнце спряталось за вершину. Конан взбирался в горы по длинным теням, словно широким плащом покрывающим долины и уступы скал внизу. Он уже приближался к вершине, когда впереди услышал стук подкованных копыт. Он ни минуты не колебался. На самом деле тропа была так узка, что огромный жеребец не смог бы повернуть назад. Киммериец обогнул выступ скалы и оказался на более широком отрезке тропы. Раздался целый хор предостерегающих криков, но жеребец Конана уже прижал испуганного коня к скале. А Конан железной хваткой схватил руку ездока, замахнувшегося на него ножом.