Час героев

– Зачем? – первый пожал плечами. – Дураки, они и есть дураки.

Разговор прервал хлопок взрыва и мучительный крик.

– У... матка боска...

– Это ты фотоэлемент поставил?

Второй пожал плечами.

– Дураки...

Луганск На следующий день

– Паны... я категорически возражаю против этого!

Американцы переглянулись.

– Пан генерал бригады, мы даем вам рекомендации, которые вы можете выполнять, а можете – и не выполнять. Но в таком случае – мы просто сворачиваемся и уезжаем домой.

Генерал бригады Юзеф Замойский, худощавый, с нездоровым цветом лица и бородкой «а-ля Ришелье», вспыхнул негодованием и только усилием воли сдержал ругательство. Посмотрел на полковника – но тот с преувеличенным вниманием рассматривал карту.

– Это... недопустимо, – поляк помолчал, подбирая нужное слово, – неприемлемо!

Ганнери-сержант Нули пожал плечами.

– Я же не говорю о том, что вы должны снять всю охрану, и пусть ваш пан Бачинский идет по главной улице города в ожидании, пока его пристрелят. Вы можете предпринимать любые меры охраны... в конце концов, это ваша работа.

– Мы не вправе рисковать жизнью пана Бачинского. Это исключено, – отрезал генерал бригады.

– Быть может, об этом стоит спросить самого пана Бачинского? – как бы между делом вставил реплику полковник Свифт.

Генерал резко повернулся к нему.

– И вы туда же, пан полковник!

– Это просто мысли вслух. Если это ваша земля – почему вы боитесь визита сюда вашего президента?

– Мы...

– О да, пан генерал бригады. Вы просто выполняете миротворческую операцию.

– Пся крев! – Генерал бригады Замойский стукнул кулаком по столу и вышел, не сказав больше наглым американцам ни слова.

Американцы переглянулись.

– Сэр? – вопросительно посмотрел на старшего по званию ганнери-сержант.

Свифт усмехнулся.

– Дело сделано. Эти поляки... они наглецы, но в них есть... гонор.

– Гонор, сэр?

– Это такое слово. Гневливость, стремление к показушности, безрассудность, бравада. Это сильно схоже с одним из смертных грехов в понимании церкви, с гордыней. Они все тут такие, и их президент не исключение. Он при-едет. Информация уже передана, они не смогут не клюнуть.

Нули кивнул.

– Ваш план?

– Все просто, сэр. Надо заставить их действовать на наших условиях. А это – очень жирная приманка. Он не сможет не клюнуть. И тогда мы его уберем.

Свифт кивнул.

– Лучше бы вам сделать это, парни. Иначе этот снайпер доведет нас до безумия...

– Сделаем, – ганнери-сержант протянул полковнику записку, – вот это нужно доставить сюда, и как можно быстрее...

На следующий день

– Ерунда... – первый откинулся на неудобном, продавленном дерматиновом сиденье «УАЗа», закрыл глаза.

– Но почему?! – второй, корректировщик огня, был более молодым, кроме того – в этой войне у него были свои личные счеты с поляками. – Этот Бачинский?

– Дурак ты. Это ловушка.

– Мы должны...

– Никому и ничего мы не должны. Ты что, еще ничего не понял? Этот Бачинский – он не фигура, он пешка, не более того. Завалить его – придет другой. Поляки выбрали его не просто так, Бачинский – это поляки. Он – всего лишь один из них.

– Тогда зачем мы здесь?

– Затем, что никому не нравится умирать. Рано или поздно поляки похоронят пятитысячного убитого в этой войне. Потом десятитысячного. Потом – двадцатитысячного. Потом им это надоест. Чем больше гробов – тем короче война.

Первый зевнул.

– Смени меня. Я посплю...

Луганск 02 апреля 2014 года

Вертолет Польского правительственного авиаотряда, с позывным «Ожел-один»[23], бронированный «Евро-Сикорский» девяносто второй модели, произведенный[24] в Свиднике, заходил на посадку по широкой дуге – президент Бачинский приказал ее заложить над городом, чтобы своими глазами посмотреть, что там происходит, – эскортируемый двумя ощетинившимися ракетами «Ми-24» польских ВВС, готовых подавить любую огневую точку. Пилота, а заодно и старшего группы безопасности, отвечавшего за жизнь президента в зоне вооруженного конфликта – пробрало холодным потом, когда «первый» приказал совершить круг над городом. В городе и окрестностях все еще оставались группы бандитов, у них на во-оружении были в том числе и ПЗРК – но все знали, что представляет собой первый. Ему надо было осмотреть город сверху, сделать круг над ним точно так же, как раньше польским рыцарям надо был въехать на белой лошади в покоренный город. Это был символ, понимаете, символ того, что город – взят. За прошедший год у «первого» сменилось два начальника охраны – один, не выдержав, написал рапорт сам, еще одного потребовал убрать сам «первый». Оба – за то, что не рекомендовали «первому» делать что-то. У охраны и у прикрепленного, тем более такого, как глава государства, – отношения очень сложные, глава государства должен был слушаться прикрепленных ради своего же блага, тем более если они находятся на «красной территории». Но если «первый» – холерик и упивается властью...

Пример погибшего брата, который приказал сажать самолет в густом тумане – «первого» так ничему и не научил.