Час кошки

Я почувствовала, что краснею, и попыталась что-то сказать в свое оправдание, но какое там… Это их только распалило, все томно завздыхали и принялись отпускать дурацкие шуточки. Кто-то даже предложил откупорить шампанское в честь такого дела. Но все это было чистое зубоскальство, никто не отнесся к этому серьезно. Когда Лерой вернулся на место, шум и гам уже поутихли. Правда, время от времени то один, то другой бросал на нас многозначительный взгляд и гнусно подмигивал — так, чтобы было понятно мне одной. Но по сути Лероя никто всерьез не принимал. Наши подонки считали его пустым местом — хотя бы из-за помятой и немодной рубашки. Мне даже стало немного стыдно за то, что я тоже вроде как заодно с этими заносчивыми павлинами. Во мне вдруг взыграли человеческие чувства, и я придвинула свой стул к Лерою. Наша гоп-компания уже переключилась на треп о музыкальных хитах и новинках европейской моды, все и думать забыли про нас с Лероем.

Тут на меня накатило: я начала отрываться на всю катушку. Острым каблуком-шпилькой своей красной туфельки я подцепила его приспустившийся носок и потянула вниз — до лодыжки. Лерой просто дара речи лишился, но быстро опомнился и подтянул носок вверх. Я опять его спустила. Это повторилось раз пять — и только после этого Лерой, наконец, в упор посмотрел мне в глаза.

Я ожидала, что он будет беситься от злости, однако взгляд у него был спокойным и прозрачным, без тени неприязни.

— Может, пойдем, позавтракаем? — спросил он без всякой робости.

Я несколько оторопела и быстро огляделась по сторонам — не услышал ли кто.

— Но… если это для тебя рановато… — Он оборвал фразу и опустил глаза. Потом снова поднял голову и закончил: — Ты не могла бы сесть рядом?

Я пересела. Он был крайне немногословен. Когда не мог подобрать нужное слово, просто смотрел на меня своим простодушным взглядом. Он пялился на меня с бесхитростным восхищением, как на лакомую конфетку, и его взгляд проникал прямо в душу. Совсем не так, как в нашей компашке, когда мы язвим и пикируемся друг с другом.

Его плечо касалось моих волос. У меня было такое чувство, что каждый мой волосок превратился в гигрометр и усиленно тянет в себя его пот. Он курил «Мальборо» из золотой пачки, и от него пахло крепче, чем от других чернокожих парней из нашей компании, куривших исключительно ментоловые сигареты.

Он совершенно не умел поддерживать светский треп. А потому по его лицу то и дело пробегало облачко грусти — видимо, он боялся, что я заскучаю. Но я совсем не скучала. Я не могла оторвать глаз от круглого выреза его белоснежной футболки, видневшейся из-под воротника. Поймав мой взгляд, он смешался и быстро засунул футболку поглубже. Чтобы показать ему, «кто в доме хозяин», я запустила руку ему за шиворот и снова вытянула футболку. И тут в нос мне ударил запах его тела, пропитавший белье. Впервые в жизни я ощутила то, что называют настоящим мужским духом. И тотчас же окрестила его «запахом чернокожего южанина, распевающего спиричуэл». Когда я сообщила ему об этом, он стыдливо признался: «Да я же таким и был когда-то…» Его чудовищный южный акцент лился мне в уши. Не в силах сдерживаться, я притянула Лероя за шею и поцеловала.

Мы продолжали наши игры до утра. Иногда я прикидывалась спящей, но как бы случайно прижималась к его обнаженному телу, пытаясь его раздразнить.

В итоге мы тогда так и не позавтракали. Улизнув от пьяной в дым компании, вышли из клуба на улицу. Мне было сказочно хорошо, когда мы брели по пустой лужайке. Настоящая благодать. Он зажег спичку, чтобы прикурить сигарету, но я, сложив губы трубочкой, задула огонь. Потом опустилась прямо на землю. Ночная роса пропитала шелковые чулки, прилепив их к телу. Стаскивая их, я ощутила острую боль, будто сдирала чулки прямо с обожженной кожей. Потом задрала платье до бедер.

— Брось свои спички. Иди ко мне. Если уж зажигать, то здесь.

Он подстелил под меня измятый пиджак. Когда он обнял меня, я не закрыла глаз. Не мигая, я следила, как меняется выражение его лица. Время от времени он открывал глаза, и, натолкнувшись на мой взгляд, стискивал меня еще сильнее. Он просто с ума сходил от моего тела. От этого я прониклась невольным сочувствием и желанием. Сама-то я не испытывала ни малейшего возбуждения при нашей первой близости. Уставившись на него, я извивалась, чтобы сильнее разжечь в нем страсть. Хотя, похоже, с ним не было нужды ломать комедию, изображая отрепетированное выражение муки экстаза — как с другими мужчинами. Запах влажной ночной травы окутывал мое голое тело, пропитывая его насквозь. И оно будто само собой скользило Лерою в рот. Всякий раз, когда на его коже выступала испарина наслаждения, я испытывала глубокое удовлетворение. Я поняла, что отныне в наших любовных играх первую скрипку буду играть именно я.