Час негодяев

Они оставили машину на улице, у Городецкого, 15. Точнее, не оставили, водитель высадил их и развернулся. Городецкого не была перекрыта баррикадами вовсе, первая баррикада начиналась на пересечении Городецкого и Крещатика. По какой-то причине ни «Беркут» не использовал эту возможность, ни майдановцы не принимали на этой улице никаких мер предосторожности. А возможности там были – вместо того, чтобы наступать по полностью контролируемой Институтской (старые баррикады на ней были как раз у перекрестка, у самого Нацбанка), «Беркут» мог бы ударить по Городецкого, перерезать Крещатик, выйти прямо к министерству аграрной политики (там был штаб гражданских активистов) и отрезать второй по значимости штаб и общежитие Евромайдана в здании захваченной Киевской горадминистрации (КГГА). Так, без зачистки ядра площади митингующие теряли сразу два штаба из четырех и важнейший канал снабжения – через Крещатик. Но это почему-то сделано не было…

В здании по адресу Городецкого, 13 было Министерство юстиции Украины, и выше по улице – один из выходов со станции метро «Крещатик», он был вписан в сам дом. Ниже был одиннадцатый дом, а за ним и девятый. В девятом был проход во двор, закрытый воротами, на воротах было написано, почему-то по-русски: «Спец. проезд, парковка запрещена». Но тот, кто был с ними, открыл ворота, и они, пройдя гулкой аркой, оказались на задах гостиницы «Украина». Только перебраться…

– Быстрее…

В его памяти отпечатались флаги. Флаги Украины – они в нескольких местах свисали со старых, с причудливыми ограждениями балконов зданий на улице Городецкого. Флаги – с балконов квартир, прайс на которые начинается с миллиона долларов. Флаги – единственное яркое пятно в облике этой кривоватой улочки, которую называли киевским Монмартром. Все остальное было каким-то унылым и серым…

– Пресса!

Они набросили на себя синие жилеты с белой надписью Press. Камера у них была только одна, да и не ходят журналисты такими группами, но это вряд ли бы кто-то заметил…

Рядом почти пулеметными очередями рвались петарды, из последних сил вцеплялись в мерзлый асфальт люди, черный, жирный дым от покрышек лениво тащился вверх, в небо. Было неожиданно тепло для зимы – после ночного побоища единственными новыми баррикадами для майдановцев был огонь. Этой ночью жгли все, что могло гореть, и пламя гигантского костра прогрело воздух, а чад от него чувствовался и на Городецкого, и дальше…

Какое-то жирное… чадное… липкое… тяжелое ощущение общего безумия, безумия как обыденности было разлито в февральском киевском воздухе. Безумию подчинялись все… митингующие, «беркутовцы», сами журналисты. Шел третий месяц противостояния, все запредельно устали и вряд ли могли бы внятно сказать – зачем все это. В бессонных ночах, в жидком пламени коктейлей Грушевского позабылось, сгорело главное – цель. Ради чего все это? Ради чего уродовать древний город, ради чего разбивать мостовую на камни, ради чего жечь принесенное горожанами, чтобы выстоять в последнем штурме. Ради чего? Что будет там, в будущем, и чем оно будет лучше настоящего, того, что есть сейчас? Этого никто не знал. В безумной войне ушло все сложное, все напускное, все то, чего нельзя выразить одним-двумя словами, и осталось вот это. Друг рядом, часто незнакомый человек, но для тебя он дороже родного отца, ты будешь вытаскивать его из пекла, если потребуется. Мешок, баррикада, стопка шин, полторашка со слитым где-то бензином. И где-то там, впереди – черный строй. То, что ты должен убрать с этих улиц, просто чтобы жить дальше.

И для «беркутовцев», в основном приехавших из других городов, дорога домой, в простое и понятное будущее лежала через эту площадь. Через ощетинившуюся арматурой баррикаду, через арку под пешеходным мостом, через сцену, через неумолкаемый крик мегафона, который надо просто вырвать из рук и грохнуть о грязную брусчатку. До дома всего несколько сотен метров. Но их не пройти…

Секьюрити на дверях не было – то ли побежал смотреть, то ли просто спрятался. Сама гостиница была грязной, пропахшей керосином и дымом – как и те, кто был в его холле. Их было немного – они судорожно глотали кофе «три в одном», курили, заряжали телефоны и аккумуляторы аппаратуры, с кем-то разговаривали… все уже понимали, что творится нечто решающее. И надо быть там…

Никто их не остановил. Никто ни о чем не спросил, когда они прошли внутрь. Никто не обратил внимания, как они начали подниматься по лестнице.

5:29 «Мирошка», плюс.

5:32 Плюс, плюс! Выстрел откуда, кто наблюдал?

5:36 Мне кажется по звуку, что левее бьют от «Украины», левее. Я не видел.

5:42 «Мирон», тридцать пять, «Се».

5:47 «Мирон», «Мирон», тридцать пять, «Се»!

5:50 Три шесть.