Час ночи

— Так она же не знает даже, что со мной стряслось. Пропал, и всё. Что она думать-то будет? Где искать, у кого? Она же только шум поднимет.

— И ладно. Все решат, что ты уехал, что тебя в городе нет. Это и требуется. Главное у тебя сейчас — это поездка в Москву. Такое испытание я для тебя придумал, Николай. Выдержишь — как сыр в масле кататься будешь. Провалишь… Ну тогда пеняй на себя!

— Когда ехать-то?

— Завтра. Поездом поедешь.

— А билет?

— Всё будет: и билет, и багаж. Я за тобой завтра утром сам заеду и отвезу на вокзал. Багажа будет много. Но в Москве тебя встретят и узнают. Тебе узнавать не придётся.

— Это как же меня узнают, дядя Миша?

— По багажу, и вообще, — нахмурившись, неопределённо ответил Михаил Прокофьевич. — Так вот. У того человека и остановишься. Но багаж с собой не бери. Всё упрячь в автоматические камеры на вокзале. Знаешь такие?

— Знаю, знаю.

— Ну вот. Это всё элементарно. Только гляди в оба, Николай, когда шифр набирать будешь, чтоб кто-нибудь не подглядел. В два счёта всё потом выгребут. Об этом даже в газетах писали. Ловят таких субчиков.

— Не бойся. У меня не подглядишь.

— И шифры не забудь. Были такие случаи. Тогда багаж пропал, понял? Ну а если он пропадёт… Словом, не дай тебе бог шифры забыть.

— Ага. Ладно.

— Ну а явиться тебе надо будет вот к кому.

Михаил Прокофьевич быстро вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжечку, аккуратно вырвал оттуда страницу и золотым пёрышком каллиграфически написал несколько строк. Потом придвинул записку через стол к парню:

— Это, Николай, тебе надо будет намертво запомнить. К завтрашнему утру. И имя, и фамилию, и адрес. На это, я надеюсь, ты способен?

— Ну-ну…

— Завтра я у тебя её отберу, учти. Таких следов оставлять никогда не надо. Вообще мой тебе совет: старайся всё запоминать и ничего не записывать. Тренируй память, пока молодой. Пригодится в жизни. Так вот. В Москве ни одной живой душе этот адрес и эту фамилию не называй.

— Он что, шпион, что ли?

— Шпион не шпион, а большие деньги даром не даются. А тебе большие деньги нужны, так?

— Точно. Нужны.

Парень непроизвольно вздохнул.

— Ну вот, — продолжал Михаил Прокофьевич и указал пальцем на записку. — Этому человеку ты передашь весь груз. В обмен получишь портфель. И всё. И домой. Уже самолётом. Тебе купят билет.

— Понятно.

— Это-то всё понятно… — Михаил Прокофьевич задумчиво почесал мизинцем усы. — Непонятно другое. Видишь ли… Я буду с тобой откровенен. Чует моё сердце, что тот человек что-то задумал против меня. Но что именно, не знаю. Он хитёр как чёрт… Груз он, конечно, примет. А вот дальше… дальше гляди сам.

— Ладно. Поглядим. В случае чего я ему живо шею сверну.

— А!.. — поморщился Михаил Прокофьевич. — При чём здесь шея! Одно, во всяком случае, помни. Он, конечно, вознамерится тебя угостить обедом, выпивкой. Боже тебя сохрани! Он будет к тебе со всякими вопросами подъезжать. Молчи. Особенно про себя молчи. Кто ты, откуда — он ничего не знает и знать не должен.

— Ладно, ладно. Не враг я себе.

— Это уж точно. Теперь вот ещё что. Как я узнаю, что ты благополучно в Москву прибыл? Мне звонить или телеграфировать запрещаю. Кому же тогда?.. Вот что! Позвонишь Валентине.

— Вот это здорово! — обрадовался парень.

— Скажешь, что жив-здоров. Если всё в порядке. Ну а если не всё будет в порядке… допустим, приболел. Но лучше не болей, Николай, не советую.

— Ясное дело, дядя Миша. Зачем человеку болеть?

— Именно. И последнее. Надо нам под того человека хорошую мину подвести. Чтобы в случае чего его в клочья! Понятно? В клочья! — Он злобно сжал кулак. — Поэтому мы вот что сделаем…

Михаил Прокофьевич пригнулся к столу и, налившись краской, заговорил совсем тихо.

Глава II НАЧАЛО ДЕЛА, КАК ВСЕГДА, ТУМАН

Ночь выдалась на редкость душной. Из распахнутых окон не ощущалось ни единого дуновения. Там, за окнами, стоял плотный и душный, как в печи, жар. Нагретый камень отдавал тяжёлому, словно сгустившемуся, воздуху весь скопленный за день зной. А яркие люминесцентные лампы дежурных помещений усиливали это пекло.

Виталий давно уже снял пиджак, ослабил ремень пистолетной кобуры, приспустил галстук и расстегнул влажный от пота ворот рубашки. И дышать было нечем. Такой жары в Москве Виталий ещё не помнил. Он уже выпил, наверное, десяток стаканов воды, чая и даже кофе. Сон пропал начисто, но жажда не проходила.

Он уже позвонил домой, поболтал со Светкой, осведомился о самочувствии тёщи — любимой тёщи, между прочим. Как ей в такую ночь тяжело, бедной! И Светка даже подозвала Анну Михайловну к телефону, и та с деланной бодростью ему сказала: «Ах, плевала я на эту жару! Подумаешь, мне всегда жарко. И не приставайте, пожалуйста!» Потом трубку снова взяла Светка.