Час новгородской славы

Перепрыгнув через спины гребцов, Гришаня прорвался к костру, растолкав всех, схватил горящую головню, обжигая пальцы. Он не чувствовал боли. Главное, успеть вернуться.

Кромка воды между причалом и кораблем становилась все шире. Гриша прыгнул с разбега. Уцепился за весла левой рукой, правой держал головню. Пущенное ему в спину копье просвистело мимо, воткнулось в куршею. Схватившись за него, Гриша подтянулся, забросил ноги на помост, вскочил и бросился к корме.

Корма была уже в руках христиан, а вот на носу толпились пираты. Олег Иваныч разворачивал пушку.

— А, Гришаня! Пришли с огнем… Крикни Родригесу, пусть возвращается. Ах, ты ж…

К корме пристала пиратская шлюпка. И мавры, зажав в зубах сабли, полезли из нее на палубу.

Однако начеку оказался монах, отец Томас. С криком: «Да поглотит вас ад!», схватил обломок весла и принялся лупить по головам лезущих на корму пиратов. Те градом посыпались в море.

— Зря ты это! — прокричал Олегу Иванычу вернувшийся с куршеи Родригес, кивая на кулеврину. — Снесешь мачту!

— Пустое! Дойдем и на веслах.

Олег Иваныч тщательно навел ствол кулеврины на нос судна. Приложил горящий фитиль к затравке. Чуть повернул ствол и…

Ага!

Ядро со свистом пронеслось над куршеей и ударило в мачту. Та повалилась со страшным треском прямо на головы пиратов, толпящихся на носу галеры.

На стоящем позади «Тимбане» почуяли наконец что-то неладное. Тоже наладили пушку…

— Гриша, заряжай! — крикнул Олег Иваныч. — Где дудка?

Вот дудка. То бишь свисток комита.

— Эй, шиурма! Постоим за святого Яго!

Олег Иваныч поднес свисток к губам. Пронзительная трель!

Он свистнул три раза. Послушно поднялись к небу весла.

— Ну, с Богом! Сеньор Родригес — на руль!

— Давно уже. И — раз!

Свисток — и вспенили воду весла. Галера дернулась и медленно пошла вперед, постепенно набирая скорость.

Раз… Два… Раз… Два…

Мерно опускались весла. Все дальше оставался причал.

Увидевшие такой поворот дела пираты прыгали с носовой палубы в воду.

Вослед галере раздался выстрел. Не причинив вреда, пущенное с «Тимбана» ядро упало в воду левее, подняв тучу брызг.

Раз… Два…

Джафар на «Тимбане» приказал идти следом.

— Но мы не догоним их, уважаемый! — вскричал плосколицый Керим. — Слишком велики пробоины!

— Нам вовсе не нужно их догонять, Керим. Уже к вечеру здесь будет кастильский флот из Кадиса. А мы спокойно дойдем до Малаги. Как ты, наверное, уже догадался, там нет никакого флота эмира Османа.

— А эти? — Керим кивнул на пиратов, оставшихся на берегу.

— «Тимбан» не выдержит всех. Ты же сам только что вопил о пробоинах.

— Вах, поистине безгранична твоя мудрость!

Кое-как, со скрипом, «Тимбан» выбрался в открытое море и повернул направо, к Малаге, оставив на растерзание испанцев остальных пиратов.

— Ну, Ялныз Эфе, ты опять жестоко обманул меня! — с ненавистью прошипел Джафар. — Впрочем, и ты уже не достанешь меня, на что, верно, надеешься… Да, пусть этот рейд и неудачный, волею Аллаха мы повторим его вскоре. Верно, Керим?

Керим согласно кивнул. Хотя насчет дальнейшей успешной карьеры Джафара у него имелись большие сомнения. Вполне оправданные.

«Астурия», флагман адмирала Гуэрьеса, и остальные корабли кастильского флота, числом около двух десятков, уже поднимали паруса, готовясь идти к побережью. В ту самую, захваченную маврами, деревню.

И отец Томас намеревался вернуться туда, как он выразился, «по делам веры». Он, приор монашеского ордена, основанного более двух столетий назад Домиником Гусманом в Тулузе во время похода французского рыцарства против ереси альбигойцев, не верил ни марранам, ни морискам.

Марраны, «свиньи», — так здесь называли крещеных евреев, по мнению отца Томаса, тайно исповедовали свою веру. Перешедших в католичество мавров так же презрительно именовали морисками.

Да и обычным-то «добрым католикам» отец Томас тоже не верил. Доминиканцы, с соизволения Папы Римского, подмяли под себя практически всю инквизицию — церковный розыск и суд. Потому, конечно, и не верили никому, включая папу. Профессиональная деформация личности. Олег Иваныч частенько сталкивался с такими людьми во время своей прошлой жизни, когда работал в одном из Петроградских РОВД в должности старшего дознавателя.

— А ты неплохо управляешься с саблей, сеньор Родригес, — отец Томас утер пот с тонзуры тонким батистовым платком. Прозвучало у него и как похвала, и как обвинение. Тем самым тоном, характерным для людей с профессиональной деформацией личности.

— Что есть, то есть, — буркнул капитан. В смысле, «только отвяжись».

— Да вы, вероятно, с не меньшей сноровкой, чем саблей, действуете и еще каким-нибудь оружием. Например, крестьянской косой.

Родригес невольно спрятал глаза, как и всякий иной при общении с людьми с профессиональной деформацией личности. Даже если ты ни в чем не виноват, чувствуешь — виноват.

— Славная, наверное, выдалась у тебя, Родригес, косьба в Каталонии, не так ли? В Барселоне, так?

— Да узнал я тебя, монах, узнал! — не выдержал Родригес. — Ты был в Барселоне, тогда, когда…

— Когда чернь во главе с неистовым Варнталятом пыталась расправиться с лучшими людьми города!