Час Орды

Приступ дурноты от длительного усилия сменился головокружением. Он навалился на ограждение, но постепенно выпрямился.

Темнело. Он быстро посмотрел на солнце.

Оно светило словно сквозь темно-оранжевый фильтр. Закатывающееся, огромное и угрюмое, оно жгло пылающей краснотой прямо с запада, потускнев так, что Майлз мог смотреть прямо на него не щурясь. Более того, посмотрев вниз, он не поверил своим глазам. Майлз увидел, что ландшафт изменился тоже: окрасился, потемнел и омрачился всепроникающей краснотой солнечного света. Казалось, что цвет красного ализарина, отражавший его собственную внутреннюю, варварскую ярость, перенесся с картины в реальный мир, на всю землю, небо и воду буйным цветом пролитой крови.

2

Майлз стоял неподвижно.

Ему казалось, что гигантская рука сжала его грудь, не давала вздохнуть. Затаив дыхание, он смотрел на изменившееся Солнце, умытый красным ландшафт, и в нем проснулся давнишний страх. Страх того, что его собственное тело вновь предаст, найдет какой-нибудь способ, во второй раз заключит его в тюрьму до того, как он завершит свою работу.

Майлз Вандер со злостью заставил себя дышать и двигаться. Чтобы не упасть, он налег на тяжелый ящик и завернутый холст, сильно прижал их, к ограждению. Он ожесточенно потер глаза пальцами здоровой руки и, мучительно щурясь, сквозь слезы и туман посмотрел на окружающий мир. Некогда взгляд прояснился, краснота Солнца и Земли не исчезла, и страх перерос в беспричинную ярость, будто у него в груди вспыхнул огромный огненный шар.

Врач из университетской больницы предостерегал Майлза, что последний месяц он работает слишком много. Хозяйка и даже Мэри Буртель, которая любила его и понимала лучше других, просили передохнуть. Поэтому, чтобы не потерять чувство меры, в течение последних двух недель он заставлял себя спать по шесть часов, и все же это вероломное и ненадежное тело подвело его.

Непослушными пальцами он, снова протер глаза. Но цвет вокруг не изменился. Он беспомощно огляделся, отыскивая глазами телефонную будку.

Может быть, подумал он, глазам не стало хуже, надо немедленно снять с них нагрузку. Он должен позвонить своему врачу...

Но поскольку сегодня было воскресенье, книжный магазин, в одном из длинных коридоров которого находился единственный телефон, в длинном проходе, оказался закрытым. Может быть, он найдет кого-нибудь, кто ему поможет...

В воскресный день переход оставался пустынным. Но, присмотревшись, Майлз разглядел вдалеке три фигуры. Ближайшая оказалась высокой, худой, темноволосой девушкой, прижимавшей к своей почти плоской груди стопку книг. За девушкой шел плотный пожилой человек в голубом костюме, наверное, преподаватель, и коренастый парень в свитере и с прикрепленном к поясу кожаным футляром. Майлз направился к ним, волоча краски и холст.

Внутри затеплилась надежда, потому что эти трое тоже изумленно осматривались вокруг. Пока Майлз наблюдал за ними, они, поддавшись инстинкту толпы, начали сближаться, как и свойственно людям в момент опасности. К тому времени, когда он добрался до них, они уже обсуждали случившееся.

- Но это должно что-то означать! - с дрожью в голосе воскликнула девица, прижимая к себе книги, будто они были спасательным жилетом, а она плыла в штормовом море.

- Говорю вам, это финал! - уверял пожилой. Он походил на труп, посерев лицом, держась неестественно прямо и говоря едва шевелящимися серыми губами. Отсвет красного оттенка ярко выделялся на фоне его обескровленного лица. - Конец мира. Солнце умирает...

- Умирает? Вы с ума сошли?! - закричал парень в свитере. - Это пыль в атмосфере. Наверное, пылевая буря с юга или запада. Неужели вы не видели заход Солнца...

- Если это пыль, то почему и цвет предметов изменился? - спросила девушка. - Все ясно различимо, как и раньше, даже тени. Только все красное, все красное...

- Пыль! Пыль, я вам говорю! - закричал парень. - Все очистится в любую минуту. Внимательно смотрите...

Майлз ничего не сказал. Но первая надежда переросла в чувство облегчения, вызвавшее слабость в коленях. Не только он. Появление внезапного кровавого света явилось результатом не ухудшения зрения или деятельности его мозга, а некоего природного явления в атмосфере или под действием погоды. Вместе с чувством облегчения в нем проснулась обычная неприязнь к потерянному в пустых разговорах времени. Он тихо повернулся и оставил спорящую троицу.

- Говорю вам, - услышал он, как настаивал парень, - что скоро все исчезнет. Это не может продолжаться...

Пока Майлз пересекал восточный кампус, направляясь к своему дому в городе, это не исчезло. По дороге он видел многочисленные группки людей, всматривающихся время от времени в красное Солнце и перебрасывающихся друг с другом пустыми словами. Сейчас, когда утихомирилось первоначальное удивление, он почувствовал слабое раздражение на то, как все они реагировали на случившееся.