Час Пик

Недалекие люди любят подсматривать в незашторенные окна и замочные скважины, чтобы сравнить чужую жизнь со своей собственной, попереживать, всплакнуть, дать совет, если поймут, конечно…

Но главного нет, главного–то эти сериалы не дают: прямого соучастия, сопричастности к чарующему, захватывающему действу:

«Вот, была бы я на месте Джулии Уэйнрайт, я бы себя с этим Мейсоном не так бы вела, я бы ему сказала: «Так, Мейсон...» — Мягкая она очень…»

А посоучаствовать, как выясняется, можно и в другом, и это куда реальней, чем оказаться на месте несчастной Джулии Уэйнрайт:

«Вот недавно «Поле Чудес» появилось, смотрите? И этот, как там его — из «Взгляда», молодой такой и красивый, с усами, ведет… Ну, сами знаете, о ком речь. Да, Листьев его фамилия, так ведь говорят, что туда можно и попасть, на это «Поле Чудес»… Да нет, там не переодетые телевизионщики, не актеры всех этих простых людей играют — это же видно, так не сыграешь, живые ведь люди. А призы–то какие, призы! А подарки! Да, посмотрите как–нибудь… Огромное удовольствие, честное слово!»

Короче говоря:

«Если бы я там оказалась, я бы все эти буквы отгадала в два счета: раз, два».

И — полная сопричастность к волшебному, почти сказочному и фантастическому миру, миру дорогих подарков от богатых спонсоров, общества обходительного джентльмена — красавца–телеведущего, слепящего сияния софитов в студии.

И — известность: на всю страну известность! — не на какой–то там райцентр с пятьюдесятью тысячами!

Неизменно превосходный результат.

И задумалась Она, и родила в голове дерзновенную мысль…

* * *

Лучшая Подруга выслушала дерзновенную мысль со здоровым скепсисом: мол, куда нам, со свиным рылом в калашный ряд!

Она (разговаривали, разумеется, по телефону) переложила трубку в другую руку и — обиженно так:

— Но ведь други–ие…

— Что?

— Участвуют… С живым Листьевым говорят, подарки там разные, ну, и все такое…

— Ну и что?

— А если попробовать?

— Попробуй.

Вкрадчиво:

— Я вот знаю, туда надо сперва кроссворд составить и отправить…

— Откуда знаешь?

— Листьев сам говорил: условия в журнале «Телевидение и радио»…

— Ну, давай, давай… — мол, дерзай, любезная, надежды юношей питают. И девушек, стало быть, тоже.

И трубку положила — ну, стервоза! А еще — лучшая подруга называется…

* * *

Кроссворд составлялся долго и мучительно: хотя и тему–то выбрала родную, близкую, музыкальную, пяти курсов просветительского института оказалось явно недостаточно; хотя и ни одной лекции не пропустила, ни одного семинара, но где же столько слов набрать!

Где, скажите мне, где?!

Лучшая Подруга сочувствовала, сопереживала — наверное, никак не меньше, чем сопереживала Мейсону после смерти Мери.

— Ты зачем его составляешь?

— Ну, по условиям…

— Дура ты, дура… Сидишь, мучишься.

Несмело так:

— А что?

— Надо взять какой–нибудь старый журнал, срисовать оттуда — и всех делов–то!

Она — обиженно:

— Не могу я людей обманывать…

— Каких?

— Ну, таких, как тот, ведущий… Листьев. Он ведь такой добрый, такой честный… И лицо у него… Такое… Такое открытое! Вон, когда «Взгляд» вел, так всех подряд и честил…

— Тебя что ли никто не обманывал в жизни?

— Обманывали, но я не хочу.

— Почему не хочешь?

— Обману, а потом возьмет да раскроется… Эти телевизионщики — знаешь, какие они ушлые? Знаешь, какие умные? Все знают. А потом на всю страну ославит: мол, живет в районном центре Z. такая–то такая–то, и прислала она кроссворд, который взяла из журнала такого–то за 1968 год… Позору потом не оберешься, выгонят с работы… И запись в трудовую сделают.

Посидела Лучшая Подруга, повздыхала:

— Как знаешь. И вообще, не тем ты, дорогая моя занимаешься: тебе надо думать, как мужика какого–нибудь заарканить, ведь годы–то идут…

Лучшая Подруга в плане «заарканить» была в более выигрышном положении: её жених, точней, пока еще не жених — как говорят в их райцентре, хахаль (но об этом — тс–с–с, никому ни слова! Между нами — девочками), был военным, героем–танкисгом, капитаном, и не просто капитаном, не просто танкистом, не просто героем, а героем, еще недавно служившим в Западной группе войск, в бывшей ГСВГ. Группе советских войск в Германии.

Приехал (перевели по международным соглашениям в местный гарнизон) весь такой из себя: машина заграничная, видик, дойчмарки из кармана торчат… Валюта! А шмотки какие, а аппаратура!

И при всех этих огромных достоинствах — еще и неженатый!

Блеск!

Ну, правда очень любит неразведенный спирт, а после спирта — ругатся очень любит, «ду бист швайн» [21], говорит, а «их бин русиш официер» [22], мол; но потом, если только ему не перечить, то утром тише воды — ниже травы, бормочет только: «их виль биир» [23]…

Но, как говорит Лучшая Подруга, у каждого свои недостатки.

Подытожила:

— Так что думай, родная, не о глупостях, а о будущем… Смотри, двадцать пять (тогда ей было еще двадцать пять — о, молодость, о, благословенное время!) — это тебе не шуточки!

И закралась тогда в голову другая мысль, еще дерзновенней первой — а что, если…

Ну, чем она, собственно, хуже других?

* * *