На экране появилось изображение популярного телеведущего нехитрая беседа о СПИДе и его последствиях. Собеседник — то ли сексопатолог, то ли СПИДолог, то ли хрен его знает кто еще, с преувеличенно любезной улыбкой щурился в телекамеру.
Аналитик почему–то поймал себя на мысли, что телевизионный диалог неожиданно увлек его. Листьев с непонятным энтузиазмом говорил о вагинальном акте: «у вас были такие акты, у меня были такие акты, у всех телезрителей были такие акты…»
— Твой кофе…
— Спасибо.
Она опустилась рядом, растерянно посмотрела на телеэкран.
— А он потолстел, — произнес Аналитик только потому, что надо было что–нибудь сказать — не сидеть же просто так!
— Кто?
— Ну, этот, Листьев…
Хмыкнула — будто бы он, Аналитик, чего–то не понимал, и ему надо было бы теперь втолковывать самые что ни на есть очевидные вещи.
— Ничуть. Не знаю, мне кажется, такие мужчины всегда нравятся женщинам… Во всяком случае, немало моих подруг запросто бы отдались ему…
Аналитик хотел было сказать, что при желании, будь под рукой компьютерная сеть, он наверняка мог бы и назвать имена её подруг, которые запросто отдавались Листьеву — и не гипотетически, а совершенно реально, но промолчал; ссориться из–за такой ерунды, как ведущий «Часа пик» не имело смысла.
— Честно говоря раньше, когда он вел «Поле чудес», он мне почему–то меньше импонировал. Не понимаю только, почему именно… И не только мне…
Внутри Аналитика стал постепенно расти холодный пузырек гнева — непонятно почему, вроде бы, никаких оснований для этого не было.
— Ну, это все женщины так думают… Отлично подобранный имидж — видишь, сейчас в семейных домах уют и покой, окна во всех этих жутких Медведковых и Чертановых горят, застиранные шторки светятся, народ с работы пришел, мужики шляются по неубранной квартире в грязных майках и рваных шлепанцах на босую ногу, думают, как бы с пользой для себя вечер убить, женщины детей своих сопливых из садиков позабирали, обстирали, обштопали и накормили, теперь отдыхают. И он — такой же, домашний, родной, без пиджака, с широкими подтяжками всем на обозрение, почти что член семьи… «Поле чудес» — блеск, шик и элегант, строгий костюм, бабочка, и так далее… Вроде бы красиво а — далеко от народа. Подтяжки и простая рубашка ближе. Как говорил классик — «будь проще, и к тебе потянутся массы». А женщины из народа — как животные: они такое неосознанно чувствуют… И ценят.
«Женщины из народа» были реактивным, почти бессознательным ударом честолюбца и ревнивца за «импонирование Листьева» — родители новой жены, простые потомственные пролетарии, полжизни отдали родному Кировскому заводу в славном городе на Неве.
Она поняла, обидчиво поджала губы, но, не найдя, как возразить, спросила только:
— Не понимаю — он тебе что — не нравится?
— Листьев?
— Я о нем говорю…
Он лишь неопределенно передернул плечами — мол, я весьма далек от всего этого.
После этого в полумраке зала повисла тяжелая, томительная пауза — были слышны только энергичные реплики ведущего «Часа пик» о коитусе, от которых внутренний пузырек раздражения внутри лишь увеличивался.
Коитус — тьфу, слово какое–то собачье… Чем–то койота напоминает.
Поняв, что пауза чрезмерно затянулась, Аналитик не нашел ничего лучшего, как поинтересоваться:
— А тебе?
— Мне — нравится…
— Чем? — спросил он, отодвигая от себя чашечку с кофейной гущей.
— Ну, не знаю…
— Насчет подтяжек мы уже разобрались, — жестко улыбнулся Аналитик, — а что еще? Усы?
— А чем плохо? Если идут, то… — начала было она, однако не закончила фразы — в последнее время её часто перебивал муж:
— Ну, один нью–йоркский таксист как–то пел — «бабы любят чубчик кучерявый… ты не вейся на ветру…» а еще, оказывается, и усы. Пшеничные, жесткие — как проволока. Чтоб щекотали в разных местах. Да?
Она выразительно посмотрела на мужа, взяла чашку с уже застывшей кофейной гущей, пошла на кухню мыть (приходящая домработница уже была отпущена), походя едва заметно передернув плечами — мол, если ты такой циник и скептик, то о чем только с тобой можно говорить?
Аналитик с силой нажал на пульт дистанционного управления — изображение, собравшись на мгновение в одну точку в центре экрана, пропало.
Лениво, словно нехотя поднялся, взял трубку радиотелефона.
— Алло? Машину к дому…
— Уезжаешь?
Он поставил трубку на место, прошел на кухню, остановился в дверях.
— Да.
— Когда тебя ждать?
— Не знаю, — ответил Аналитик, стараясь не встречаться с женой взглядом, — всего хорошего…
Огромная представительская машина, подобно авианосцу «Киев», плавно плыла по одной из центральных улиц, в угарных бензиновых волнах. Аналитик, сосредоточенно глядя в какую–то только ему известную пространственную точку впереди себя, размышлял…
Нет, все–таки женщины, конечно, сучки и змейки, но с ними надо помягче. Тем более, что сам прекрасно понимал, на что шел, взяв в очередные жены молодую, на двадцать один год младше.