Зефрам как раз был на пристани, когда начали возвращаться лодки. «Да, – признался он мне, – я сидел на причале, почти окоченев от холода, и смотрел, как облака затягивают небо». Однако он все же сбросил с себя оцепенение и поспешил помочь разгрузить пойманный за день улов. Именно тогда он услышал о Затишье Госпожи Метели и других традициях тоберов, связанных с приходом зимы. Мнения по поводу того, что следует делать в полночь самому Зефраму, разделились – одни считали, что он должен нанести кому-то Визит, другие советовали сидеть за закрытой дверью. И те и другие желали ему добра. Некоторые полагали, что не будет ничего плохого, если Зефрам поддержит местные традиции, другие же говорили, что ему будет проще не вмешиваться. В конце концов, если бы чужак нанес кому-то в полночь формальный Визит, он тем самым взял бы на себя обязательство оставаться в поселке до весны. Хотел ли он именно этого? Путешествие в глубь полуострова зимой было нелегким, но некоторые совершали его каждый год – под предлогом приобретения необходимых товаров, на самом же деле просто чтобы чем-то заняться, пока вода в озере покрыта льдом. Зефрам мог напроситься кому-нибудь в попутчики до Она-Саунда в любое время – но только если не пообещает Госпоже Метели позаботиться о ком-то другом суровой зимней порой.
После того как всю рыбу разгрузили, Зефрам отправился к Лите посоветоваться, стоит ли ему совершать Визит, когда выпадет снег. Кстати, это говорит о том, что мой приемный отец к тому времени уже в достаточной степени был знаком с жизнью тоберов – обычный чужак мог пойти к Хакуру и получить в ответ однозначное «нет». Лита, с другой стороны, ответила ему в типичной манере Смеющейся жрицы: «Ты полностью свободен в своем выборе, и не имеет значения, что существует лишь одно решение, которое следует принять уважающему себя человеку». Если ему хотелось оставаться чужаком, он мог сидеть дома, заперев дверь и не пуская к себе никого с Визитом. Если же он собирался стать частью местного сообщества, ему следовало оставить дверь открытой и выбрать кого-то, кому он желал бы помочь.
Зефрам сказал, что снег выпал на закате – впрочем, солнца все равно не было видно из-за темно-серых облаков. Я мог представить, как падал снег в тот вечер, делая мир бесцветным, – все вокруг становилось белым и серым. Из домов не доносилось ни звука, даже овцы и скотина умолкли, тесно сбившись в утепленных сеном хлевах.
На поселок опустилась черная безмолвная ночь. В доме, где жил Зефрам, – в то время его называли Домом для гостей – всегда было тихо. Он стоял поодаль от остальной части поселка, отделенный от нее большой группой деревьев, но в ночь Госпожи Метели обычная тишина превратилась в абсолютное безмолвие. Не лаяли собаки. Не стучали молотки и не скрежетали пилы – люди оставили свои обычные занятия. Многие пары выбрали приход Госпожи Метели для того, чтобы заняться любовью, но даже это происходило медленно и тихо, словно в замерзшем пруду.
Мужчина сидел один в темноте и, пока слой снега на окне становился все толще, тоже думал о любви. Снежное затишье не являлось традицией на его родном Юге, но люди все равно его ощущали и старались держаться поближе друг к другу, когда наступала зима, – и они с Анной тоже… Какой бы его сегодняшний выбор понравился ей больше? Открытая дверь или закрытая?
Не слишком сложный вопрос.
Когда прозвучал колокол, он надел сапоги и вышел на улицу. Позади осталась открытая дверь, подпертая еловым бруском, из которого он собирался вырезать фигурку покойной жены. (Даже сейчас, когда он рассказывал мне эту историю, брусок стоял нетронутым на его рабочем столе среди готовых или полуготовых фигурок сов и бобров.)
Зефрам старался уйти из дома побыстрее, не желая встречаться с кем-либо, кто пожелал бы нанести ему Визит. Он не сомневался в том, что кто-то придет, – днем на пристани несколько человек намекали, что не позволят невежественному горожанину замерзнуть насмерть. Большинство тоберов не имели ничего против того, чтобы чем-то помочь и дать добрый совет – рассказывать соседям о том, что им следует делать, всегда было главным времяпровождением в поселке зимой, – но Зефраму не хотелось встречаться с людьми, пришедшими к нему, как он считал, исключительно из сострадания. (Типичное рассуждение чужака. Никто из тоберов не считает наши молчаливые Визиты знаком милосердия, а чем-то вполне естественным.)