Час ведьмы

Ее родители узнают, что она жива, но, кроме них, — никто. Они не одобрят ее решения покинуть Бостон и будут волноваться о ее душе. Но им станет легче, когда ей больше не надо будет бояться Томаса Дирфилда и наветов, которые преследовали женщин, посмевших возражать мужчинам, что стояли во главе колонии и которые неизбежно пророчили либо изгнание, либо виселицу.

Когда Мэри пришла на склад, Валентайн Хилл сидел за своим столом. Генри нигде не было видно. Почтенный господин поднялся при виде гостьи.

— Добрый день, Мэри. Чему я обязан такой радостью? Вы уже заходили к своему отцу?

— К нему я тоже загляну, — ответила она. Изначально она не собиралась навещать отца, но теперь, видимо, придется, чтобы соблюсти приличия. — Я пришла, чтобы повидаться с Генри.

Какое-то время оба молчали. Затем Хилл положил руки на стол и посмотрел вниз, на лежавшую между ними книгу учета. Не глядя Мэри в глаза, он спросил:

— Умно ли это?

— Вы боитесь сплетен?

Он поднял взгляд.

— Нет, я боюсь за вас. Могу я спросить, с какой целью вы хотите его увидеть?

— Да, вы имеете на то полное право. Я много молилась и хочу дать ему знать, что и Томас, и я его простили.

— Я могу передать ему это, Мэри, и буду счастлив это сделать. Это благородно с вашей стороны.

— Но, пожалуйста, могу я сама ему это сказать?

Хилл грустно улыбнулся, ласково глядя на нее.

— Конечно. Вы умная девушка. Но, должен признаться, я опасаюсь, что потакаю Дьяволу — или, что еще хуже, — моему племяннику.

Она кивнула в ответ на его слабую шутку и ответила:

— Если Дьявол захочет заполучить меня, он придет не в обличии вашего племянника.

— Хотел бы я иметь вашу уверенность.

— Вы друг моего отца, — сказала Мэри, сняла перчатку и показала на свою левую кисть. — Видите синяк и шрам? Это не метка ведьмы. Это след от вилки, а синяк оттого, что Томас недавно ударил мою руку о ночной столик.

Хилл посмотрел на ее руку и потер виски.

— Не знаю, есть ли у меня надежда увидеть Небеса…

— Как и я.

— Но «Пеликан» вчера пришвартовался поздно. Генри на втором причале. Он там с матросами.

— Благодарю вас, — произнесла Мэри.

— Я не уверен, что заслуживаю благодарности. Вы ведь вовсе не несете весть о вашем и Томаса прощении. Я прав?

— Нет, — ответила она, потому что не хотела терзать его душу. — Я лишь намерена заверить Генри, что ни Томас, ни я не держим на него зла. Мы хотим, чтобы он взирал на Небеса с уверенностью в своем абсолютном искуплении — во всяком случае, в наших глазах.

Она понадеялась, что Хилл ей поверил. Но, уже отойдя от склада, обернулась и увидела, что он стоит в дверях и на его лице написаны горечь и тревога.

Мэри подошла к краю дока, окинула взглядом стоявшие на якоре корабли и маленькие шлюпки среди белых гребней волн и вдохнула холодный соленый запах океана. Доски у нее под ногами были влажные, и она позавидовала мужчинам, которым было тепло и сухо в их кожаной одежде — по крайней мере, теплее и суше, чем ей.

— Кого вы ищете? — спросил моряк, которому было вряд ли больше семнадцати лет. Он остановился рядом с ней у подножия доски, перекинутой на борт «Пеликана». Его лицо было испещрено прыщами, а над губой пробивался пушок, но глаза были большие, добрые, кофейного цвета.

— Спасибо, что спросили, — ответила Мэри. — Я ищу Генри Симмонса.

Моряк взбежал по доске, точно белка, помогая себе руками.

Мэри разглядывала чаек, в особенности одну, с чрезвычайно широкой грудью, которая, точно часовой, сидела на краю перил. Но ей не пришлось долго ждать. Обернувшись к «Пеликану», она увидела Генри в кожаном камзоле, осторожно спускавшегося по доске.

— Ах, это мой — будь я кавалером, то нашел бы более подходящее слово — друг, — сказал он с улыбкой.

— И как бы вы меня назвали в таком случае? Любовницей?

— После одного поцелуя еще никто не становился любовниками.

— Музой?

— Тогда вышло бы, что я поэт, а не… — он небрежно махнул рукой на корабль, — грузчик.

— У вас есть и другие обязанности.

— Иногда — возможно, — он посмотрел на город. — Что привело вас сюда и заставляет искушать недостойных?

— И вашего дядю. Не забывайте о нем. Мое присутствие здесь ему очень неприятно.

— Вы виделись с ним?

— Да. Я спросила, где могу найти его племянника. Он был так добр, что сказал мне.

— Уверен, вы жестоко огорчили его, когда сказали, что ищете меня. Поинтересуйся вы ближайшими поставками рома, лаймового сока или соли — он бы одобрил. В глазах моего дяди нет ничего постыдного в поставках роскоши. Но очевидно, что вы пришли не по этой причине.

— Мой отец сказал мне, что со дня на день ожидается корабль из Вест-Индии. Он вернется туда, как только выполнит свою задачу в Бостоне.

— «Согласие», да.

— Насколько он большой?

Генри пожал плечами.

— Не крошечный, но и не гигантский. Сто тридцать тонн, насколько помню. Четырнадцать-пятнадцать человек экипажа.

— А под Вест-Индией подразумевается Ямайка?

Генри кивнул.

— Хотите узнать, не возьмет ли он пассажиров?

— Только двоих, — ответила она.

— Возможно, но условия будут не такие комфортабельные, как в бостонских домах.