Час волка

Далее перед фургоном простиралась картина уничтожения. По обеим сторонам улицы дома были взорваны, сожжены или просто разрушены. Слоями висел дым, слишком густой, чтобы ветер мог его рассеять. В небо торчала фабричная труба, но сама фабрика была словно бы раздавлена, как гусеница под кованым башмаком. Развалины здесь совсем перекрыли улицу, так что Гюнтеру пришлось искать другой путь к южной части Темпельхофа. Чуть западнее яростно ревел огромный пожар, к небу вздымались красные языки. Бомбы, должно быть, падали этой ночью, - подумал Майкл. Мышонок сидел, осунувшийся, глаза у него были остекленелыми. Майкл хотел было коснуться плеча маленького человечка, но отвел руку. Сказать для утешения было нечего.

Гюнтер нашел названную Мышонком улицу и вскоре остановил фургон возле дома с указанным номером.

Стоявшие ярусами дома были из красного кирпича. Пожара здесь не было, зола остыла, ветер крутил ее у лица Мышонка, когда он слез с фургона и встал там, где были ступени к входной двери.

- Это не тот! - сказал Мышонок Гюнтеру. Лицо его было гладким от холодного пота. - Это не тот дом.

Гюнтер не отвечал.

Мышонок уставился на то, что прежде было его домом. Две стены и большая часть перекрытий рухнули. Лестница была страшно изуродована и шла по зданию наверх, как сломанный хребет. Возле обгоревшего по краям пролома, где прежде была парадная дверь, располагался предупреждающий знак: "Опасно! Проход запрещен!". На нем стояла печать инспектора по жилым строениям нацистской партии. Мышонку ужасно захотелось рассмеяться. Боже мой! - подумал он. Я прошел такой длинный путь, а мне запрещают войти в собственный дом! Он увидел среди обломков дома осколки разбитой синей вазы и вспомнил, что в ней когда-то стояли розы. Слезы стали жечь ему глаза.

- Луиза! - закричал он, и звук этого страшного крика заставил Майкла вздрогнуть. - Луиза! Отзовись!

В поврежденном доме напротив, через улицу, открылось окно, из него высунулся старик.

- Эй! - позвал он. - Кого вы ищите?

- Луизу Маусенфельд! Вы знаете, где она и дети?

- Все тела уже увезли, - сказал, пожав плечами, старик. Мышонок никогда его раньше не видел, в той квартире прежде жила молодая пара. Пожар здесь был ужасный. Видите, как обгорели кирпичи? - Он для выразительности постучал по одному из них.

- Луиза... две маленькие девочки... - Мышонок зашатался, мир, жестокий Ад, закружился вокруг него.

- Муж ее тоже погиб, где-то во Франции, - продолжал старик. - Так мне, по крайней мере, говорили. А вы - родственник?

Мышонок не смог произнести ни слова, но все же ответил: криком муки, эхом отдавшимся между остатками стен. А потом, прежде чем Майкл успел спрыгнуть с фургона и остановить его, Мышонок побежал по идущей зигзагом лестничной клетке, обгоревшие ступени трещали у него под ногами. Майкл тут же бросился за ним, в царство пепла и тьмы, и услышал, как старик закричал: - Туда же нельзя! - а потом захлопнул окно.

Мышонок взбирался по лестнице. Левая нога у него провалилась на гнилой ступеньке, он выдрал ее и продолжил подъем. - Стой! - крикнул Майкл, но Мышонок не остановился. Лестничная клетка раскачивалась, кусок ограждения неожиданно оторвался и слетел вниз в кучу обломков. Мышонок на мгновение удержался, балансируя на краю, потом ухватился за перила с другой стороны и стал подниматься дальше. Он добрался до следующего этажа, примерно в пятнадцати футах над землей, и запнулся о груду обгоревших балок, еле держащиеся доски заскрипели под ним. - Луиза! - закричал Мышонок. - Это я! Я пришел домой! - Он вошел в анфиладу комнат, обрезанных обрушением части строения, обнажившим имущество погибшей семьи: покрытую золой печь, побитую посуду и случайно оставшуюся целой чашку, чудом уцелевшую после сотрясения; то, что некогда было столом из сосновых планок, теперь обгорело до ножек; каркас кресла, пружины торчали, как вывалившиеся кишки; остатки обоев на стене, желтые, как пятна проказы, и на них - светлые прямоугольники, где когда-то висели картины. Мышонок прошел по маленьким комнатам, зовя Луизу, Карлу и Люсиль. Майкл не мог остановить его, да и не было смысла пытаться сделать это. Он поднялся вслед за ним и держался к нему поближе, чтобы попытаться успеть схватить его, если он провалится сквозь пол. Мышонок вошел туда, где была гостиная, в досках были прогоревшие места, где сверху падали горевшие обломки и проваливались ниже. Кушетка, на которой любили сидеть Луиза и девочки, теперь представляла собой путаницу обгоревших пружин. А пианино, свадебный подарок от стариков Луизы, было абстракцией из клавиш и струн. Но целым остался камин из белого кирпича, столько холодных вечеров согревавший Мышонка с его семьей. Уцелел и книжный шкаф, хотя в нем осталось лишь несколько книг. И его любимое кресло-качалка тоже выжило, хотя и сильно обгорело. Оно было все там же, где он его оставил. И тут Мышонок глянул на стену рядом с камином, и Майкл услышал, как он захрипел.