- Он посмеялся надо мной! Просто посмеялся. Он сказал, что уж, конечно, знает свои войска лучше, чем я, и такое советы ему не нужны. И вот теперь результат известен нам всем, правда? Восемь тысяч человек погибли под огнем русских, и еще четыре тысячи попали в их концлагеря. Вот я и говорю всем: думать тошно о такой дурацкой потере.
Майклу было тошно думать, как ему придется, прилипая к стене, преодолеть представший перед ним просвет. В то время, как двое офицеров разговаривали на балконе, он вытянулся вперед как можно дальше, скрючив пальцы, уцепился за трещины и напряг плечи.
Ну же! - подумал он и, прежде чем смог заколебаться, силой рук перенес свое тело так, что оно оказалось над просветом, мускулы плеч вздулись под рубашкой, а заплечья напряглись, выпирая словно змеи под кожей. Он повис на несколько секунд и попытался найти правой ногой опору на следующем обломке выступа. Кусок кладки не выдержал и свалился, за ним во тьму посыпались мелкие камешки.
- Это была бойня, - говорил первый офицер, голос у него повысился. Самая настоящая бойня. Юноши, тысячами разрываемые на куски. Я знаю, я видел донесения. А когда про это узнает народ Германии, кое-кому придется за это расплачиваться.
Майкл не мог опереться ногой на выступ, потому что тот продолжал крошиться. Лицо у него покрылось потом, запястья и плечи уже сводило судорогой. Упал еще один кусок кладки и, падая, ударился пониже о стену.
- Боже мой, что это? - спросил второй офицер. - Что-то только что упало, вон там.
- Где?
Ну, давай же, давай! - подумал Майкл про себя и мысленно обругал себя за неуклюжесть. Он сумел носком правой ноги укрепиться на другом маленьком уцелевшем кусочке выступа, который, к счастью, не обломился. Его руки и плечи избавились от части нагрузки, но мелкие обломки продолжали сыпаться вниз, камешки падали, ударяясь с тихими щелчками о стену, отскакивая от каменных плит внизу.
- Вон там! Видите? Я точно слышал!
Еще несколько секунд - и двое офицеров перегнутся через ограждение, глядя вверх, и увидят, как он болтается, пытаясь удержать равновесие. Майкл скользнул правой ногой дальше, освободив место для левой ноги на обломке, а затем, отжимаясь на напружиненных плечах, вытянулся так, что его правая нога нашла твердую опору. Балкон Блока был рядом. Он отцепился правой рукой, ухватился за балюстраду и рывком перенес свое тело на прочную поверхность. Мгновение он отдыхал, тяжело дыша, мускулы его плеч и предплечий медленно отходили.
- Все это проклятое место разваливается на части, - сказал первый офицер. - Так же, как и Рейх, а? Черт возьми, я не удивлюсь, если балкон под нами провалится.
Наступила тишина. Майкл услышал, как один из них нервно прокашлялся, и следующим звуком был шум открывания и закрывания балконной двери.
Майкл повернул ручку на застекленной двери и вошел в номер Блока.
Он уже знал, где в этом номере располагалась столовая, а также кухня. Ему не стоило случайно забредать туда, потому что там мог оказаться кто-нибудь из официантов или кухонного персонала. Он пересек гостиную с высоким потолком, прошел мимо камина, обложенного черным мрамором, над которым висел обязательный портрет Гитлера, и подошел к закрытой двери. Он надавил на надраенную до блеска бронзовую ручку, и дверь поддалась. В этой комнате света не было, но он видел достаточно хорошо; полки с книгами, массивный дубовый стол, пара черных кожаных кресел и диван. Это, должно быть, был кабинет Блока на время его проживания в "Рейхкронене". Майкл закрыл за собой дверь, прошел по пушистому персидскому ковру - наверное, украден из дома какого-нибудь русского аристократа, мрачно подумал он - и подошел к столу. На нем была лампа с зеленым абажуром, которую он включил, чтобы продолжить свои поиски. На стене была большая, в рамке, фотография Блока, стоявшего под каменной аркой. Позади него были деревянные строения за кольцами колючей проволоки и кирпичная труба, из которой клубился черный дым. На каменной арке была надпись: "Фалькенхаузен". Концлагерь под Берлином, в котором Блок был начальником. Это был снимок человека, гордившегося своим детищем.
Майкл переключил внимание на стол. Пресс-папье было чистым, Блок, очевидно, был сама опрятность. Он подергал верхний ящик: заперт. Точно так же и другие ящики. За столом стояло черное кожаное кресло, в спинку которого была вделана серебряная эсэсовская эмблема, а возле кресла, прислоненный к нему и к тумбе стола, стоял черный портфель. Майкл поднял его. На портфеле были серебряные "молнии" СС и готические инициалы "ДГБ". Он положил портфель на стол и, раскрыв замочки, заглянул внутрь. Обнаружил папку и вытащил ее.