Чаша Герострата

Там двое знакомых оперативников волокли упирающегося гражданина. Гражданин этот был низенький, плешивый, с обвислым носиком и слезящимися бесцветными глазками. Гражданин верещал неприятно высоким голосом:

— Отпустите! Я ни в чем не виноват! Я несчастная жертва клеветы и оговоров! Это все происки соседей, которые пытаются лишить меня моей законной жилплощади!

— Ветров, Топталов, что здесь происходит? — строго прикрикнула Акулова на оперативников. — Здесь, между прочим, люди головой работают и им тишина требуется!

— Извините, Вета Даниловна, — проговорил Ветров, — задержали вот этого козла по жалобе соседей…

— Сколько раз я вам говорила: не употреблять таких выражений! Козел — это оскорбление…

— Да никакое это не оскорбление, а натуральный диагноз! Иначе его никак не назовешь! Вы на него только посмотрите!

— Внешний вид — это еще не основание…

— На него весь дом жалуется, да почти вся улица Некрасова!

— Некрасова? — переспросила Акулова.

На улице Некрасова проживала обвиняемая Дарья Безрогова, а профессия научила Вету Даниловну внимательно относиться к любым совпадениям.

— Ну, не вся, — стушевался напарник Ветрова Топталов, — но двадцать шестой и двадцать восьмой дом постоянно на него жалуются. Заявления поступали неоднократно.

— И что же такое он делает, что вызвал у населения столько негативных эмоций?

— Подглядывает, — ответил Топталов, понизив голос. — Бинокль купил и подглядывает за жильцами. То есть в основном за жиличками, которые помоложе и попригляднее. Даже журнал наблюдений завел! — Топталов показал засаленную тетрадь.

— Клевета! — воскликнул задержанный. — Бинокля у меня нет! Вы же его не нашли?

— Мы его не нашли, потому что плохо искали! Не такая ты птица, чтобы время на тебя тратить!

— А раз не нашли — значит, и нету!

— Есть, нету — какая разница?

— Очень большая! Если нету бинокля — значит, мне нельзя инкриминировать вторую часть триста двенадцатой статьи, где «с применением технических средств»!

— Это мы еще посмотрим…

— И кстати, вы мне журнал отдайте, это моя интеллектуальная собственность!

— Это никакая не собственность, а вещественное доказательство и доказательство вины!

— Кроме того, вы зря говорите, что на меня все жалуются. Вот, например, гражданка из тридцать второй квартиры вовсе не жалуется, а наоборот…

— Ну да, есть такая особа, одна тысяча девятьсот сорок… не будем уточнять, какого года рождения. Ей даже приятно, что в кои-то веки хоть кто-то на нее посмотрел.

Топталов, Ветров, отставить пустые дискуссии! Заведите вашего… парнокопытного ко мне в кабинет. Мне с ним поговорить надо. У меня к нему вопросы.

— Да ради бога, Вета Даниловна! Можете его вообще забрать, нам с ним одним воздухом дышать неинтересно!

— И журнал его отдайте!

Оперативники завели вуайериста в кабинет Акуловой и удалились довольные.

Вета Даниловна села за стол, открыла блокнот и проговорила:

— Итак… ваша фамилия, имя, отчество?

— Козлевич Матвей Матвеевич, — охотно сообщил задержанный.

— Адрес?

— Улица Некрасова, дом двадцать три…

— Стало быть, дом двадцать восемь прямо напротив вашего и вы за его жильцами… точнее, жиличками наблюдаете?

— Каждый гражданин имеет право смотреть в собственное окно! — с апломбом произнес Козлевич. — У кого-то за окном, допустим, море, у кого-то горы, а у меня — жилой дом! Я же не виноват, что у меня за окном нет живописного пейзажа? Может быть, я на море смотрел бы с большим удовольствием. Но на безрыбье, так сказать… бывает, что вид в окне интереснее всякого сериала…

— Ладно, я вас вообще-то не за этим вызвала.

— А зачем?

— Во время своих… сеансов вы вот эту женщину, случайно, не видели? — И она придвинула ему фотографию Дарьи Безроговой.

Козлевич сконцентрировал внимание на фотографии и уверенно кивнул:

— А как же! Видел, и очень часто. Интересная особа. И жизнь у нее увлекательная. Один раз я даже наблюдал, как ее муженек привел домой постороннюю женщину и занимался с ней… ну, вы сами понимаете. А тут как раз она сама пришла… так что я говорю: иногда бывает интереснее сериала! Но после такого случая стало не так интересно, жизнь у нее стала однообразнее. Но я все равно наблюдал… кстати, не понимаю ее мужа. Она гораздо привлекательнее той особы, которую он привел…

— Ладно, ваши рассуждения меня не интересуют. Вот наблюдения — это другое дело. Вот, скажем, что вы можете сказать о ночи с двадцать пятого на двадцать шестое августа?

— Одну минуточку… — Козлевич взял свой журнал наблюдений, перелистал его, нашел нужную страницу. — Значит, говорите, с двадцать пятого на двадцать шестое… вот она, эта страничка!

Он склонился над тетрадкой и прочитал:

— «Пришла домой в двадцать один двадцать…».

— Постойте, Козлевич. Вы уверены, что это была именно она?

— Само собой, уверен.

— А как вы это определили? Ведь расстояние между вашими окнами большое.

— А бинокль?

— Значит, все же был бинокль?

Козлевич замялся.

— Ну ладно, ваш бинокль меня не интересует. Продолжайте…

Козлевич облегченно вздохнул и продолжил: