Чаша Грааля. Софиология страдания

Однако это недостижимо одними лишь человеческими силами. Падение человека означает собой и его обессиление: если упадет дерево на юг или на север, то оно там и останется, куда упадет (Еккл. 11:3). Смертность в человеке может быть преодолена лишь силою Божественной, чрез Богочеловека. Однако для того чтобы быть преодолённой, смерть должна быть воспринята Богочеловеком в ипостасном единении обеих природ. Это восприятие не может ограничиваться лишь человеческой природой, но должно распространиться и на ипостасирующую её во Христе Божественную ипостась Логоса, а в Нём и через Него и на самоё Его Божество, т. е. на Божественную Софию.

Иными словами, возникает сложнейший вопрос христологии и софиологии – о смертности в Богочеловеке. Как можно понять и принять эту мысль, эту догматическую истину, которая извне кажется величайшим и как бы кощунственным противоречием, – смерть Богочеловека, человека в Боге и Бога в человеке?

[Антиномия Боговоплощения]

Надо вспомнить, чем было Боговоплощение. Оно является, с одной стороны, соединением двух «природ», божеской и человеческой. «Природа» Божества есть Божественная София, единство жизни и самооткровения трёх ипостасей. В Божественной Софии не разделяется Божие триединство во Святой Троице. «Природа» Божества и в Боговоплощении принадлежит всей Святой Троице в Её небесном, премирном бытии и в Её ипостасном единстве, единице в троице и троице в единице.

Воплощается Божество Второй ипостаси, но от этого не происходит выделения или отдаления его от всего единства Божественной Софии. Здесь тайна Боговоплощения и его антиномия: тожество Софии троичной и Сыновней. Одна и та же Божественная София принадлежит Святой Троице в «небесах», и она же есть Божество Сына в Богочеловеке на «земле».

Антиномия раскрывается и далее. В «небесах» «Божественная София» есть сущая слава Божия, которою осиявается Святая Троица, как и сущая Её Премудрость. Она есть полнота Божественной жизни, которая одинаково присуща как Божественному Триединству во Святой Троице, так и каждой из ипостасей, в частности ипостаси Логоса, Сына Божия. Она есть в этом смысле «Бог истинный от Бога истинна». В небесах эта полнота не терпит умаления славы, уничижения Божества. И однако – антиномически – она уничижается в кенозисе Сына Божия, «сшедшего с небес», в себеумалении Христовом. Христово естество, в соединении двух природ, в сошествии с небес и вочеловечении, терпит само-умаление Божества, каковым именно и является это соединение.

Человеческое естество не достигает окончательного обожения уже в самом начале Боговоплощения, поскольку оно есть только начало, а не конец пути, ещё не достигнутая цель, которою является полнота прославления: прославих и паки прославлю (Ин. 12:38), прославь Сына Твоего (Ин. 17:1), прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира (Ин. 17:5).

Эта слава принимается Сыном от Отца в Воскресении и Вознесении, однако лишь после прохождения пути земного страдания. Этот кенозис Божественной Софии во Христе, самоумаление Божественной природы, составляет самоё основание Боговоплощения как соединения двух природ: не человеческая природа равняется по божеской, изначально до неё возвышаясь, но божеская умаляется до человеческой, хотя и оставаясь сама собою. Только при таком кенотическом самоумалении Божества возможно блюдение человеческой свободы в искупительном подвиге Христовом, который иначе становится делом Божия всемогущества, проявленного над человеческим естеством Христа. Иными словами, отпадает сама возможность жертвенного искупления.