Чаша Грааля. Софиология страдания

Итак, Иисус болезновал о страждущем человеке в земном служении Своём и милосердовал о нём. И если это милосердие, по крайней мере при воскрешении Лазаря, выражалось как молитва, то нет причин отрицать и, напротив, есть все основания утверждать действие и силу непрестанной молитвы Христовой и в других целениях, по слову Его: сей род изгоняется молитвой и постом (Мф. 17:21). И вот, возникает вопрос: ограничивается ли эта область человеколюбия и сила молитвы лишь случаями земного служения Христа или же она ими не ограничивается и вообще ничем и никогда не ограничивается ни прежде, ни после, ибо щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив (Пс. 102:8). Образ Его человеколюбия и чудотворения является иным, чем на земле, он становится совершенно иным и даже непроницаемым. Однако Он не утрачивает Своего милосердования – не свидетельствуют ли об этом многоразличные прошения, молитвословия и молебные пения, которые приносятся Богу о разных нуждах человеческих? Не есть ли это прямое свидетельство об участии Христа в истории, о молитвенном взаимодействии Бога и человека?

Однако и этого мало. Мало утверждать, что Бог помогает человеку, а человек помогает Богу в этой помощи, именно её ниспослании. Ведь это может одинаково относиться не только ко Второму Лицу Святой Троицы, Сыну Божию, но и каждому из Лиц Святой Троицы, т. е. и Отцу и Духу Святому, и ко всей Святой Троице, единосущной и нераздельной, как Богу-Промыслителю. Но может быть ещё особая речь о богочеловеческой помощи и соотношении между Богочеловеком и богочеловечеством, а чрез это соотношение и всей Святой Троицы. Это-то и требует чрезвычайного внимания и особого разъяснения.

IV

[Сострадание Христа и нехристианское человечество]

Боговоплощение навеки соединило Логос с человеком в Богочеловеке, в Его Боговоплощении. Оно сделало Его доступным человеческой жизни и её страданиям, сострадающим человечеству. Это сострадание выражается как в смерти Самого Христа, так и в Его соумирании с человеком, согласно откровению смерти и умирания в нашей жизни, в христианстве, облечённом во Христа (см. «Софиология смерти»). Это сострадание Христа человечеству, даже и после Его прославления, совершенно несомненно, по крайней мере в пределах христианства, поскольку оно дано в нашем опыте. Но простирается ли оно и за его пределы, до христианства и вне его, если только вообще существует это до и вне?

Разумеется, здесь мы подходим к грани ведения, за которой оно для нас остаётся недоступно. Тем не менее здесь мы, по меньшей мере, не имеем прямых оснований давать отрицательный ответ на этот вопрос, даже если нет их для положительного. Однако у нас имеется достаточное основание для того, чтобы не выключать нехристианское человечество из целокупности всего человеческого естества, воспринятого Христом. Уже одно принятие языков в Церковь Христову достаточно это удостоверяет, по крайней мере, такую возможность, как и распространение христианства среди язычников. По крайней мере, это относится к человечеству до христианства и вне его, поскольку оно не было ещё проповедано.

Но если здесь мы имеем нераскрытую для нас тайну, то в отношении к христианскому человечеству не может быть места сомнению относительно его единства со Христом. Христос в полноте человечества Своего разделяет его страдания. Необходимо изъяснить образ этого вочеловечения.

Прежде всего, оно должно быть понимаемо как принятие Христом первородного греха всего человечества и всеобщее искупление его силою этого принятия. Это есть вселенский онтологический акт принятия всего человеческого естества, относящийся к человеческой природе. К силе этого акта приобщается каждый отдельный индивид в своей индивидуальности, но источник этого обновления один – богочеловеческая природа Христа. Этот акт всечеловеческого искупления есть собственное дело Христово, которым Он даёт человеку новую жизнь обожения. Человечество в отношении этого является пассивно воспринимающим своё спасение, хотя каждый и восприемлет его личным актом и усилием. В этом деле спасения мы имеем совершившееся и совершенное Богочеловечество Христово, прославленное и вознесённое на небеса и, как причастное жизни Божественной, «седящее одесную Отца». Им и подаётся нам жизнь и спасение. Но спрашивается: поглощается ли этим обожением человечество во Христе в своей собственной природной жизни и человеческой свободе или же последняя сохраняется в такой полноте, что остаётся ещё возможной человеческая история как дело человеческое.

Это есть, вместе с тем, всё тот же вопрос, что и о Святом Граале: отделяется ли Христос от земли в Своём вознесении над нею и изъемлется ли тем от земного бытия, или же Он, согласно православному истолкованию догмата Вознесения, будучи в небесах, сопребывает и на земле: