Чаша ярости

— В броске. Мастер, — ответил Иешуа. — Это первый век, Иудея, уже смеркается. Мы сейчас сядем на ослов и поедем в великий город Иершалаим, в котором никто из вас, кроме Петра, не бывал. Даже Дэнис, хотя, думаю, он досконально изучил его с помощью своих «глаз» и «ушей»… Впрочем, кто не хочет в город, может подождать дома. Мари не договаривает: там не только шампанское, там еще и хороший ужин.

— Как мы здесь оказались? — В общем-то этот вопрос с разными вариациями задали сразу трое — хором: Вик Сендерс, Мастер-девять, Пьер Тамдю, Мастер-четыре, и Крис Вуд, Мастер-семь. Получилось не очень складно, но смысл понятен.

Петр опередил Иешуа.

— Мессия может перемещаться во времени без помощи тайм-капсул или иных устройств, — стараясь помягче, объяснил он Мастерам абсолютно для них фантастическую и вообще неприемлемую суть явления телепортации во времени. Уж на что Мастера — битые-пеперебитые волки, повидавшие и пережившие такое, что иным простым смертным и не снится, но они не существовали никогда рядом с явлением по имени Мессия, а значит, не волки они никакие, а детишки неразумные. Присутствие Иешуа на суде Мастеров — не в счет: Мастера остались уверенными, что все сделали сами… — И не говорите мне, что такого быть не может, продолжил он свой ликбез. — Еще как может. Я это на себе испытал, когда он вытащил меня домой из первого века. А потом, кстати, и вас всех… Только для вас он включил тайм-капсулы — это чтоб привычнее возвращение выглядело, без мистики… А про то, что он с такой же легкостью двигает из века в век дома и животных — это, коллеги, и для меня новость. Хотя я-то привык: в любой момент жду любого представимого чуда. И непредставимого тоже…

Пока Петр объяснял собратьям по ремеслу разницу между иллюзией театрально-цирковой и чудом материальным, Иешуа и Анна-Мари неспешно отправились к осликам, ведя под руки все еще прибабахнутого Дэниса. Видать, Иешуа здраво рассудил: Мастера — ребята сообразительные, не поймут, так поверят глазам своим и не захотят оставаться ночью пусть и в обжитом доме с шампанским, ужином и танцами, но все ж посреди пустыни первого века. Мало ли что… Стало быть, догонят.

И ведь догнали. И дружно взгромоздились на местный четы-рехногий транспорт. И поехали не торопясь: ослы вообще спешить не умеют…

«Как себя чувствуешь, Кифа? — услышал Петр. — Ты вернулся домой, хотя и не гадал о том. Может, пойдешь в общину? Тебя еще не забыли…»

«Не время для шуток, Иешуа. Меня ждет страна Храм. Там — моя община».

«Убедил. И я рад, что ты вернешься в Храм».

«Если можно, с тобою вместе».

«Вряд ли… Не спеши с вопросами, как обычно. У меня будет время все тебе объяснить. А сейчас как раз — время для шуток. Точнее — для праздника…»

Так, не торопясь, уже пробираясь сквозь ночь, как всегда внезапно свалившуюся на эту землю, добрались до северных ворот Иерусалима, спешились, привязали осликов к редким деревьям. Уж никаким себя романтиком не считал Петр, а все-таки сжимался какой-то комочек внутри, какой-то до сих пор не объясненный наукой комочек возник где-то в районе диафрагмы и как будто вытягивал отовсюду спрятанные струночки — даже мурашки по коже. Сколько прошло с тех пор, как Иешуа забрал Петра в будущее? Черт-те сколько! Вечность, кажется… Забыто все, похоронено под грузом новых дел, забот, проблем… Петр, помнится, хотел, вернувшись в двадцать второй, прилететь в Иерусалим, походить по старому городу, поискать собственные следы; Не получилось. А вот то, о чем и не помышлял — вернуться на эти следы! — легко! Только зачем? Не его это праздник… Хорошее отношение Иешуа к прощенной Мари оборачивалось для Петра ненужными воспоминаниями, так сказать — оживлением миражей. Хотя Мастера явно заинтересованы: вон как заторопились прочь с экипажей…

«Мы же все — в смокингах, Иешуа! Нет, горожане точно сойдут с ума».

«Они все спят, Кифа. А потом, мифом больше, мифом меньше — кто считает? На ход Истории наши смокинги вряд ли повлияют…»

Он был прав. Ничего на ее ход не влияет. Она сама его, ход свой, славно корректирует и мчится вперед на всех парах…

А Иерусалим, Иершалаим, Великий Город и вправду спал уже. Пусты улицы, нет света в домах. А запахи-то, запахи, с ума сойти! Забыл Петр прошлое — не вообще прошлое, а свое собственное, огромный кус жизни, а он — вот он, жив как ни в чем не бывало, ждет Петра домой.

Домой… Слово-ключ?.. Иешуа сказал: «Мы дома». Прав был: дом это. Как ни поверни — родной…

А неподалеку и есть родной! Двадцать минут ходу — и Нижний город, дом Петра, подвал с нишей для тайм-капсулы, в которой, не исключено, так и хранится, прижатое камнем, прощальное письмо Иешуа…

«Ко мне, Иешуа?»

«Сначала — к тебе. Пусть гости переведут дыхание. А потом — в Храм».

«Вот там-то не спят!..»

«Я же сказал: чудом больше…»