Чаша кавалера

— Спятил? Слушайте, Карузо, вы ведь сегодня сидели за клавесином в этой комнате, когда я репетировал. Из-за духоты я открыл правое окно, хотя вскоре его закрыл. И что мы оба тогда услышали? Мы услышали, как пропавший дворецкий Дженнингс, стоя у окна неподалеку отсюда, изливает свои жалобы Тому и Вирджинии Брейс. Черт побери, он даже сказал, что заметил меня! Если правильно интерпретировать его историю, что не так трудно, она предоставляет необходимое нам последнее звено. Но я оказался на редкость туп. Я не мог найти последнее доказательство, покуда оно не стало очевидным, благодаря тому, что сказал Дженнингс. Не морщите нос — вы тоже это слышали.

— Значит, виновный — Дженнингс? — воскликнул синьор Равиоли.

— Нет, — возразил Г. М. — Все, что сделал Дженнингс, — это, как он сам признался, снабдил преступника — если его можно так назвать — тем, в чем тот нуждался. Вы легко это увидите, если разуете глаза и вспомните, что мотивом всего этого служила кража.

Учитель музыки приплясывал от возбуждения.

— Вы спятить! — повторил он, указывая левой рукой на железный сейф. — Ведь никто ничего не украсть! Никто не украсть Чаша Кавалера!

— В том-то и вся суть! — Злобная радость в голосе Г. М. заставила бы отшатнуться даже призрак. — Именно это с самого начала направило нас по ложному следу, не позволяя увидеть то, что мы должны были увидеть в первую очередь. Как сказал Дженнингс, никто не украл Чашу Кавалера и даже не думал ее красть.

— Тогда что хотеть украсть виновный?

Глубоко вздохнув, словно людоед, засовывающий за воротник салфетку перед трапезой, Г. М. протянул руку, указывая на что-то перед собой:

— Он хотел украсть вот это!

— Что? Я ничего не видеть!

— Вот это! — повторил Г. М.

Синьор Равиоли повернулся с диким взглядом.

— Виновный, — продолжал Г. М., — хотел украсть настоящую реликвию — священную реликвию для… хм!., преступника. Для этого понадобились все фокусы-покусы, которые нас так озадачивали. Короче говоря, виновный хотел украсть только одну продолговатую стеклянную панель XVII века, размером чуть больше растопыренной ладони Мастерса, на которой сэр Бинг Родон нацарапал свое историческое послание, прежде чем романтически погибнуть в схватке под дубом снаружи. — Г. М. сделал небольшую паузу. — Только одна персона, тупоголовые вы мои, обладала всепоглощающим желанием украсть эту панель, к тому же и изобретательностью, позволяющей найти способ сделать это незаметно. Это человек, который однажды похитил из Британского музея редкий, красиво переплетенный отчет свидетеля битвы при Марстон-Муре во время гражданской войны и, как вы слышали, придумал достойный Арсена Люпена план сделать это, когда его друг заявил, что ему это не удастся. — Указующий перст Г. М. устремился на конгрессмена Харви. — Ты единственный виновный, не так ли?

Глава 18

Мистер Харви не шевельнулся, хотя весь напрягся в своем отлично скроенном синем костюме.

Яркий гнет лампы, ничуть не смягченный абажуром, падал на его гладко зачесанные каштановые волосы, твердый подбородок, легкие морщинки вокруг глаз.

Он не отрицал обвинения Г. М. Взгляд его зеленых глаз перемещался механически справа налево и обратно — такое часто видели в суде, когда адвокат Уильям Т. Харви разгадывал замысловатую стратегию прокурора и первым оценивал ее.

На лице его мелькнула довольная улыбка. Не вызывало сомнений, что он действительно виновен, но конгрессмен Харви любил детективную дуэль умов так же сильно, как его возлюбленная, выражаясь фигурально, изучение словаря.

Улыбка быстро исчезла. Сделав несколько шагов назад, к окну, за которым маячил в лунном свете знаменитый дуб, мистер Харви скрестил на груди руки.

— Закройте дверь! — сказал он.

Синьор Равиоли отпрянул, все еще пряча правую руку за спиной. Но в этой сцене не было ни малейшего намека на разоблачение злодея. Совсем наоборот — облегчив душу обвинением, сэр Генри Мерривейл стал выглядеть печальным и даже в какой-то степени виноватым.

Г. М. закрыл дверь. Послышался щелчок, когда он повернул ключ в замке.

— Предположим, ты можешь доказать то, в чем обвинил меня. — Голос мистера Харви был резким, но на губах опять мелькнула одобрительная улыбка. — Что ты намерен делать дальше?

Г. М. приподнял почти невидимые брови.

— Ничего, — просто ответил он. — Ох, сынок! Помимо того что я самый знаменитый в мире укрыватель преступников, ты ведь, в конце концов, не украл панель. Она все еще здесь! Как сказал Дженнингс, все в порядке и ничего не случилось. Моя забота состоит в том, как удержать Мастерса от решительных действий, когда он проснется завтра утром.

Конгрессмен Харви шумно выдохнул.

— Спасибо, Генри.

— Не за что, сынок.

— Но как ты смог до этого докопаться? — Интеллектуальный интерес мистера Харви явно превалировал над опасениями по поводу того, что скажет его дочь. — Ход твоих мыслей занимает меня больше всего, Генри.

Синьор Равиоли больше не мог сдерживаться.

— Этот джентльмен сделать это? — буквально взвизгнул он. — Этот джентльмен огреть невежественный коп дубинкой?