Чаша любви

Когда лейтенант уже собрался уходить, Джеффри Чарльз сказал:

— Кстати, лейтенант Хавергал.

— Да, сэр?

— Я бы отведал супа.

III

Англия ликовала. «Злой гений» Наполеон наконец «оказался повержен». Больше никакой войны — так, какие-то неприятности за три тысячи миль отсюда, которых словно и не существует вовсе. Звонили колокола. Полыхали костры. Двадцать лет угрозы остались в прошлом. Вскоре подпишут официальный мир. Людовик XVIII вернулся на трон, принц Оранский (в изгнании успело смениться два поколения) обосновался в своей новой столице — Брюсселе, а победителей — Россию, Пруссию и остальных — теперь волновало лишь то, как прекратить всякие стычки. Да здравствует братство.

Корнуолл тоже отдыхал и праздновал. Труро, Фалмут, Сент-Остелл и Пензас словно соперничали друг с другом в ликовании. После Пасхи наконец потеплело, и весна пришла с внезапностью, характерной скорее для какой-нибудь субтропической страны, чем для Англии.

Росс организовал праздничный ужин под открытым небом на пустоши, где находилась Уил-Лежер, как раз над садом Демельзы. Шахтёрам, работающим на сменах с двух дня до десяти вечера и с десяти вечера до шести утра, дали выходной. Учитывая, насколько дела на Уил-Лежер пошли в гору, он всё организовал за свой счёт, по крайней мере угощение (и ничего крепче эля, чтобы не возникло никаких проблем).

Вечер выдался прекрасным: дул юго-западный ветер, но холм за Меллином защищал от него. Праздник, собравший около ста двадцати человек, был в самом разгаре, когда в долину въехал молодой человек в сильно поношенном полувоенном морском мундире. Из-под шляпы выбивались густые рыжие волосы. Скрытый кустами боярышника и орешника, на которых только-только распустилась листва, он почти достиг Нампары, когда Эна Дэниэл, возвращавшаяся на праздник с кувшинами, поравнялась с ним и улыбнулась. Добравшись до места, она рассказала об этой встрече хозяйке.

Когда Демельза пришла домой, он уже спешился.

— Эндрю! — воскликнула она, улыбаясь и целуя его в щеку. — Как мило! Я и не знала, что ты вернулся. А мы как раз празднуем окончание войны, почему бы тебе не присоединиться? Все уже здесь! Кроме Джереми, разумеется, но вчера я получила весточку, что, слава Богу, он в безопасности и всё хорошо. Когда ты приехал?

— В прошлую среду, — ответил Эндрю. В его голосе прозвучала какая-то неловкость, Демельза списала её на возможное ожидание холодного приёма в Нампаре, после того как он столь сильно огорчил родителей в октябре.

— У тебя всё хорошо? Прекрасно выглядишь. Похудел, но зато загорел!

— Да, спасибо, тётя, всё хорошо. Я просто пришел повидаться и сказать, что... — он замолчал, глядя на толпу.

— Ты из Флашинга? То есть, я хотела спросить, ты живёшь у матери с отцом?

— Да...

— Надеюсь, между вами всё наладилось.

Эндрю криво улыбнулся.

— Отец со мной пока не разговаривает, но мама встретила с обычной теплотой и любовью. Пока у меня есть причина пожить дома.

Демельза взглянула на его одежду.

— Но всё прошло успешно?

— Поставка сардин? О да, я получил много денег, мы все хорошо заработали. Что касается денег...

Он всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке и оттягивал пальцем воротник.

— Тогда присоединяйся. Все будут очень рады тебя увидеть. О, а вот и...

На лужайку прибежала Клоуэнс с закатанными рукавами и в шляпке, болтающейся сзади на шее.

— Эндрю!

Они поцеловались и обменялись приветствиями. Клоуэнс задала точно такие же вопросы, что и её мать, и они прошли полпути до поляны, на которой шёл праздник. Но вдруг Эндрю остановился.

Покраснев, он сказал:

— Я должен рассказать тебе о Стивене.

На мгновение повисла тишина.

— Что такое? — спросила Клоуэнс.

— Я не соврал, — ответил он, — когда сказал, что плавание прошло крайне успешно. Я до сих пор поверить не могу, что это настолько прибыльно. Но на пути туда двое членов экипажа «Шасс-Маре» слегли с сыпным тифом. На обратном пути заразились ещё четверо. Среди них — Стивен. Один моряк, Сайрус Пейджен, умер. Остальные выздоровели. Но после того как мы причалили в Пенрине, ему снова стало плохо. Думаю, он переохладился, когда провёл всю ночь на ногах за день до прибытия. Сейчас он болен и остался в Пенрине. Аптекарь говорит, это гнилостная перипневмония. Думаю, ты должна знать.

«Зачем?» — подумала Демельза, но промолчала.

— Насколько он плох? — спросила Клоуэнс.

— Аптекарь считает, что он не выживет. Говорит, оба лёгких забиты. Это вопрос одного-двух дней.

На поляне над чем-то смеялись. Женщины грубовато и весело повизгивали.

— Поверьте, я не знал, как поступить. Он всё время спрашивает о тебе, Клоуэнс. Я буквально разрываюсь. Знаю, между вами всё кончено, и не моё дело по какой причине. И уж тем более не моё дело снова сводить вас вместе. Но когда небезразличный тебе человек, с которым ты провёл бок о бок пять месяцев, лежит при смерти и постоянно твердит: «Клоуэнс, где же Клоуэнс? Я хочу увидеть её, пока ещё не слишком поздно...» Что сказать и как поступить? Если я не прав, простите меня...

После долгой паузы Демельза произнесла:

— Заходи в дом, Эндрю. Думаю, сейчас не тот момент, чтобы возвращаться на праздник.