Чаша любви

Бригид подняла лицо. Кухулин встал на колени, прижался к ней обнаженной грудью и впился в ее губы. Она страстно открыла рот и приняла его язык. Воин говорил, что его притягивает жар ее тела, но и охотнице было приятно, заманчиво ощущать его теплую, твердую обнаженную кожу. Жена исследовала широкую спину мужа, пока их губы узнавали тайны друг друга. Затем его жесткая ладонь оказалась у нее под жилеткой и прижалась к голой груди. Пришла очередь Бригид стонать и задыхаться, потому что Кухулин играл ее чувствительным соском. Когда он стал целовать ей грудь, она выгнулась, закрыла глаза и забыла обо всем, кроме его губ, языка и зубов.

Когда их губы снова соединились, кентаврийка повела плечами, сбрасывая жилетку, и прижалась горячей грудью к его мощному торсу. Тела обоих были скользкими от пота.

«Во имя Богини, я хочу его! Не могу вспомнить, чтобы в жизни желала кого-нибудь сильнее. Он заставил меня чувствовать себя живой, плавиться в его руках. Я все больше и больше жажду его».

Рука Бригид соскользнула со спины Кухулина на талию и ниже. Ее глаза резко распахнулись от удивления, когда она ощутила твердые ягодицы.

«Что я делаю? Я совсем забыла, что он не кентавр и ничего не может сделать, чтобы потушить неистовый огонь, который разжигают во мне его прикосновения».

Муж почувствовал мгновенное изменение в теле жены, прервал поцелуй, слегка отодвинулся и посмотрел ей в глаза. То, что он там увидел, заставило его провести дрожащей рукой по волосам. Кухулин с очевидным усилием попытался отдышаться.

 – Я забыла, что ты не можешь, потому что ты только... что мы... – пробормотала она, глядя ему в лицо, на котором появилось явное выражение боли и обиды.

 – Прости. Я не подумал, – сказал он таким же плоским и невыразительным голосом, каким внезапно стало его лицо.

 – Нет, Ку. Я имела в виду...

Воин не дал ей договорить. Он вскочил на ноги, схватил с земли рубашку и натянул ее быстрыми судорожными движениями.

 – Костер почти погас. Нам нужен еще хворост. Я принесу, – Не взглянув на Бригид, он повернулся и направился в лес.

Охотница прижала руку к груди, где сердце колотилось о ребра, словно пойманная птица о решетки клетки, и принялась клясть себя последними словами.

«Замечательно! Ситуация и так достаточно трудная, а я еще и оскорбила его».

Кухулин нарочно тянул время, чтобы не возвращаться на стоянку. Он чувствовал себя дураком, причем не простым, а возбужденным и разочарованным.

«Что, во имя всех уровней иного мира, я собирался делать? Неужели я и вправду думал, что займусь любовью с кентаврийкой? Нет. В этом-то и проблема. Я вообще ни о чем не думал. Ее кожа, жар, вкус и запах!.. Все это подействовало на меня как гипноз. Я перестал думать, просто хотел, чтобы она привыкла к моим прикосновениям, словно Бригид – дикая кобылица, которую надо приручить. Если я назову себя дураком, то это будет самое мягкое слово. Бригид не кобылица, а страстная охотница. Ей нужен сильный мужчина-кентавр, который мог бы утолить ее страсть. Но я всего лишь человек. Она ясно дала мне это понять. И что теперь?»

 Кухулин знал наверняка лишь то, что он ее не покинет. Воин прислушался к своему сердцу. Он оставался с ней не только потому, что дал ей клятву перед матерью, кланом и Богиней. Сын Избранной хотел остаться с Бригид. Выше желания обладать ею физически для него была преданность, основанная на дружбе и уважении. Он так ей и сказал. Потом их отношения превратились в нечто большее. Воин полюбил охотницу. Это было так просто и все усложняло.

Его чувство к Бригид очень отличалось от любви к Бренне. Мысли о маленькой знахарке до сих пор причиняли ему боль. Он никак не мог ее забыть. С Бренной было легко, по крайней мере в конце, когда он преодолел ее застенчивость. Но воин признался себе в том, что никогда не мог разговаривать с ней так же запросто, как это было с Бригид.

К Бренне его привлекло сострадание, к Бригид – уважение и страсть. С самого начала охотница зажгла в нем какую-то искру. Даже когда он не доверял кентаврийке и спорил с ней, она все равно привлекала его. Прежде Кухулин никогда не позволял себе размышлять об этом, принимать такое. Теперь он стал ее мужем и не мог думать ни о чем другом.

«Я ничего не сделаю с этим. Бригид назвала наши отношения невозможными. Наверное, она права».

Если бы Кухулин так и не вернулся, Бригид пошла бы его искать. Но тут она услышала шаги воина и испытала невероятное облегчение. В руках он нес вязанку хвороста. Кентаврийка нервно переступила, пытаясь сформулировать то, что ему скажет. Муж подошел, и она вдруг почувствовала, что во рту пересохло, а все слова куда-то испарились. Ничего не говоря, он подбросил сучья в огонь, потом сложил остальной хворост рядом с седлом и мешками. Продолжая хранить молчание, Кухулин порылся в самой большой седельной сумке, вынул оттуда шерстяное одеяло и завернулся в него, как в кокон. Он вздохнул и улегся на бок, лицом к огню. Не веря себе, Бригид увидела, что ее муж зажмурился.

«Этот чертов парень собирается спать!»

 – Кухулин, я хочу объяснить, – начала она, но он прервал ее, не открывая глаз: