— В каждый момент идет считывание параметров работы мозга. И одновременно нейропроцессор, мною лично разработанный, вырабатывает на их основе, придерживаясь определенного алгоритма, управляющие воздействия. Электроды не вживляются, хотя, скорее всего, эффект был бы заметнее, возможно, во много раз... но пока не буду этого делать. Задействуется метод транскраниальной, то есть сквозь черепную коробку, электростимуляции. С подстройкой под соответствующие колебания мозговой активности — с помощью нейропроцессора идет вычленение, интеллектуальное распознавание нужных составляющих, ритмов — достигается более или менее продолжительный режим резонанса... Эх... Непонятно, вижу... Ну и не обязательно. Потом более подробно объясню на пальцах, а пока — хотя бы чтобы отложилось у тебя в памяти.
— Хорошо, хорошо, в любом случае, это интересно... Честно говоря, ты меня заинтриговал, самой не терпится попробовать.
— Сейчас как раз и попробуем. Всё это дополняется введением в кровь определенного ненаркотического вещества... совершенно безвредного, не беспокойся... а также импульсными, колебательными воздействиями на зрение и слух, тоже подстраиваемыми исходя из текущих параметров активности. Знаешь, наверное, как однажды в Японии множество детей пострадало от мультика, где нечто похожее было, ну, эти быстрые вспышки? Что со стробоскопами, которые порой на дискотеках применяют, надо обращаться очень и очень осторожно? Тот же принцип... Но ты не бойся, еще раз говорю, тут другой режим, всё просчитано и отлажено, испытал на себе самом, техника безопасности для меня не пустой звук.
— Эх... Ну ладно... — сказала Наташа.
— Готова?
— Да, готова. Доверяю тебе свою душу, — сказала она, улыбнувшись.
— Ну, тогда давай, минут через пятнадцать-двадцать. Сейчас я кое-что сделаю для подготовки. Ты можешь посидеть пока тут или погулять...
— У меня последний вопрос, — подумав, сказала Наташа. — Это то, что Вернадский назвал ноосферой?
— Почему бы и нет? — многозначительно ответил Егор Иванович. — Вообще, вопрос сложный. Ведь каждый под ноосферой понимает именно то, что сам хочет понимать... Это понятие до сих пор не строго научное, а философское. Пока просто считается, что это некая условность, социологически характеризующая цивилизацию, уровень ее развития и возможность влияния на процессы планетарного масштаба. Вопрос, существует ли нечто похожее на строго объективной, материальной основе, вне зависимости от того, что подразумевается под этим разными учеными, — остается пока открытым. Пока тут очень много субъективизма и просто мусора, высосанного из пальца. А я подошел к этому предельно научно, технологично, экспериментально, по принципу бритвы Оккама. Только так и надо.
Егор Иванович подошел к шкафу, достал книгу Натальи Бехтеревой, раскрыл ее, нашел нужную страницу и процитировал:
— «Я не хочу делать вид, что этого нет. Потому что я надеюсь, придет время – и "странные" явления будут более понятными, что, кстати, отсечет дорогу и шарлатанам всех мастей. Потому что лишь приняв их в расчет — и, конечно, не только то, о чем я пишу, а и многое, о чем я не пишу, — можно будет себе представить более полную картину того, как же мыслит человек. И, может быть, более полно, — что такое человек».
— Да, помню, конечно, — сказала Наташа.
— Вот. И я утверждаю, что это есть объективно, в чем ты скоро убедишься сама. После этого у нас обоих будут основания размышлять вместе уже более предметно... Ладно, я пока буду готовиться, жду тебя через двадцать минут.
В камеру Ивана вошел конвоир:
— Смирнов, на выход, без вещей.
Его вывели в коридор, предварительно надев на глаза черную повязку.
И повели. Куда-то направо повернули. Потом еще направо.
Потом спустились вниз.
Наконец, зашли в какое-то помещение. Сняли с глаз повязку.
Это было похоже на кабинет врача. И сам врач — или тот, кто его изображал, — сидел там же. И еще стояли два ассистента. Все трое в белых халатах, в обширных хирургических масках, из-под которых на лицах виднелись только глаза.
— Это специальное карантинное отделение. Вы тут побудете некоторое время, — сказал он. — Вашу одежду обработают. Складывайте ее сюда, всю. Я вас осмотрю.
С некоторым недоумением Смирнов выполнил это приказание.
Последовал стандартный медосмотр, а также обыск. Уложили на кушетку и сняли электрокардиограмму. Взяли из пальца кровь.
Потом «врач» приказал Ивану снова открыть рот и аккуратно вставил туда нечто эластичное, сложной трубчатой формы. Предмет, похожий на кляп, плотно охватывал ряды зубов и, видимо, еще страховал язык от прикусывания. Дыханию он не мешал.
После этого Смирнова схватили под руки и подняли с кушетки.
— Противопоказаний нет, допускаю, — сказал человек в какой-то переговорный аппарат, предварительно нажав кнопку.
— Введите, — послышался ответ.
Ассистенты, всё так же держа Ивана под руки, провели его по направлению к двери в смежное помещение. Следом за ними вошел и тот, который его осматривал.
Там на стульях уже сидели Беляков-младший и еще трое сотрудников КОКСа: Жаров, Могильный и Лыба.