Чаша отравы

Иван очнулся после того, как его сморило на несколько минут, встряхнул головой и, приложив руку к стеклу, попытался узнать, где он сейчас едет. Вокруг было темно, но по некоторым знакомым деталям Смирнов понял, что автобус миновал нужную остановку.

Пришлось выходить на следующей. Ладно, это не страшно, всего один лишний перегон, подумал он. Хорошо хоть, успел на последний рейс от автостанции, иначе пришлось бы брать такси, а это лишние расходы.

К месту назначения — новому, еще не достроенному кварталу — Ивану предстояло подойти с другой стороны, не там, где обычно. Путь был раза в полтора длиннее.

Уже стемнело, освещения тут не было, и, как назло, его верный смартфон, в который встроен фонарик, как раз сегодня вечером наглухо отключился и никак не реагировал на нажатие кнопки включения. Несмотря на то, что явно был заряжен. Гарантийный срок истек — гаджету уже четыре года. Но менять его на новый не хотелось — Смирнов привык именно к этой очень удобной модели. Надо будет на днях отвезти его в ремонт.

Приходилось пробираться медленно и осторожно. По мере приближения к кварталу становилось светлее. Сейчас Иван шел вдоль забора стройки. Осталось обогнуть угол, и перед ним откроется уже заселенный сектор жилого комплекса.

Вдруг Смирнов на что-то наступил и чуть не упал. Предметом, валявшимся на пешеходной дорожке, оказалась борсетка.

Иван заинтересовался, поднял сумку — она была прикрыта, но не защелкнута. Не хватало света, чтобы как следует разглядеть, что там внутри. Иван пошел дальше и, пройдя сто метров, остановился на месте, которое кое-как освещалось прожектором, находившемся на территории стройки.

В борсетке оказались документы, ключи, пара ручек, фломастер-маркер, внешний аккумулятор для гаджетов, зарядное устройство с кабелем, гарнитура к телефону. Ни самого телефона, ни денег там не было.

Смирнов решил осмотреть документы, рассчитывая по ним найти владельца и отдать ему утерянные вещи. Он взял паспорт и раскрыл его...

Хмельное состояние от выпитой в штабе водки как рукой сняло. Владельцем документа оказался один из руководителей незарегистрированной мелкой компартии, РКП — партнера и в то же время конкурента ЕКП.

Сам Смирнов, впрочем, вообще не входил ни в какие партии, предпочитая статус «вольного коммуниста» — исследователя, творца, публициста, идеолога, открытого к сотрудничеству со всеми, незашоренного, свободного от организационных ограничений и обязательств. Так сложилось, что наиболее плотные деловые и товарищеские связи у него сейчас налажены именно с ЕКП, а также с одной из районных столичных организаций «думских коммунистов», где, по его оценке, на низовом уровне собрались порядочные и идейные люди.

Для себя лично Иван определил своеобразную «партийную принадлежность», всегда заявляя, что он не признает ельцинское решение о запрете КПСС, причем отказывается ему подчиняться в самом что ни на есть практическом смысле. То есть, несмотря на то, что Смирнову на момент выхода указа было всего тринадцать лет, — он всё же искренне, по принципу личной приверженности и выбора, считал себя, как и его отец, полноправным членом именно той бывшей правящей в великой стране партии. А не той, которая провозгласила себя ее преемницей, взяв другое название. И не той даже, что формально сохранила это имя, — а именно истинной, первородной КПСС. Считал ли Иван себя гражданином СССР? Разумеется. Ленинцем? Сталинцем? Да — хоть основатели партии и Советского государства жили давно, уже практически век назад. А насчет того, что поближе по времени? «Брежневистом»? Ну, пожалуй. А точнее всего, получается, «черненковцем» — если ориентироваться на последнюю по времени наивысшую точку траектории правильного поступательного развития перед началом развала. Хотя всё это, конечно, — чистая условность.