Чаша отравы

Жизнь, отданная народу...

Поправшие присягу палачи в военной форме, вооруженные автоматами, выстроились в ряд. Эти жалкие трусы не позволили им даже прикоснуться друг к другу на прощание — связали руки за спиной у обоих...

Это — конечно, очень нежелательная смерть. Но даже такую смерть, смерть в неравном бою, смерть в плену у предателей, можно встретить достойно, с высоко поднятой головой. Сохранив честь. Демонстрируя презрение к врагам — этим подлецам и ничтожествам, которые сильны лишь мощью иностранных захватчиков.

Да, пусть никто не думает, что настоящего коммуниста можно запугать, можно заставить пасть на колени и выпрашивать пощаду!

Неумолимое время начало отсчитывать последние мгновения перед тем, как в бессмертие шагнет глава народного государства, воздвигнутого им и его соратниками на земле, где южное солнце щедро изливает тепло на густую зелень карпатских гор и широкую синь дунайских вод. И стоящий справа от него родной, верный и любимый человек, разделивший с ним судьбу до самого конца... Его Елена...

И вырвалось из уст поверженного и оболганного, но несдавшегося и несломленного Николае Чаушеску — прямо в лицо изменникам родины:

— Да здравствует свободная социалистическая Румыния! Долой предателей!

И — величественные и грозные слова гимна угнетенных и обездоленных всех стран.

Как напоминание о том, что когда-то уже было.

И как пророчество о том, что грядет снова.

Пусть даже и очень нескоро.

Но грядет неизбежно.

Sculaţi, voi oropsiţi ai vieţii
Voi, osândiţi la foame, sus!
Să fiarbă-n inimi răzvrătirea,
Să-nceapă al lumii vechi apus!

Москва, 22 августа 1991 года

Волин и Беляков наблюдали за толпой, которая бесновалась под окнами.

— Такое ощущение, что они сейчас ломанутся прямо к нам, — сказал Беляков.

— Нет, Андрюша, не беспокойся. Толпа полностью под контролем. Там чуть ли не каждый третий — наш...

Сегодня, как сообщается, был «найден» мертвым один из членов ГКЧП — последний министр внутренних дел СССР Борис Пуго. И рядом с ним жена — также, как и он, с тяжелым, очевидно, смертельным ранением. Во всяком случае, об этом доложила группа захвата — председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко, первый замминистра внутренних дел РСФСР Виктор Ерин, замгенпрокурора РСФСР Евгений Лисов и экс-зампред российского Совмина Григорий Явлинский.

Волин, когда ознакомился с их докладом, удовлетворенно проговорил вполголоса:

— Так. Один есть... — и, еще тише, сверяясь с каким-то списком из своего сейфа, — Кручина... Ахромеев...

Толпа продолжала неистовствовать. Облепила памятник Дзержинскому, кто-то на нем уже малевал что-то оскорбительное...

— Он здесь уже не нужен никому, — сказал Волин, показывая пальцем за окно. — Маски сброшены. Социализм ушел навсегда, и навсегда должен уйти его первый страж. Хотя простые здешние сотрудники его чтут и будут чтить, похоже, еще долго. Не будем пока запрещать им держать его портреты. А вообще, для всей страны, для всего мира — устанавливаются, конечно, новые правила игры, приходят новые ценности и символы.

— Но ведь для нас в конечном итоге ничего не изменилось?

— Да, для нас совершенно ничего не изменилось. Мы какими были все эти годы, такими и остались. Но теперь мы — те, кто задался целью восстановить естественный общественный строй, — у власти уже открыто. И мы будем в дальнейшем утверждать нашу власть жестко и беспощадно, — в голосе генерала армии послышался металл.

— Да, Владислав Степанович. Будем утверждать.

— Мы победили, Андрюша, — снова мягко сказал Волин. — Мы победили. Даже не верится. Всё прошло как по маслу. Они, ну, в смысле, идейные совки-коммуняки, практически все эти годы даже не сопротивлялись. Ну, пытались как-то тыкаться, как слепые котята, не понимая, что вообще вокруг происходит и кто виноват в том, что их мир рушится. Даже жалко их в какой-то степени... Вообще, Андрюша, иногда мне кажется, что я сплю и вижу какой-то чудесный сон. Но нет, это — явь. Мы эту явь отвоевали. Мы завоевали этот мир ради благоденствия уже вашего поколения. Мы передаем его вам. Отныне вы будете владетелями по праву. И ты, и мой, так сказать, крестник четырехлетний. Владик... Спасибо еще раз, что так назвал.

— Спасибо вам, Владислав Степанович! Спасибо за всё!

— Мы делаем общее дело. Ты заслужил всё это. Ты заслужил этот мир. Помнишь ведь, как тебя вытаскивали с того света в нашем минском госпитале? Октябрь восьмидесятого?

— Да. Помню... Боевое крещение.

— Ты прошел его с честью, Андрюша. Своей кровью и болью ты заплатил за собственность на эту страну, за наслаждение властью над ней и над живущими тут людьми. И за то, чтобы потом передать эти права по наследству Владику.

Они помолчали, допивая чай.

Наконец, на площадь приехал кран. Звуки, издаваемые толпой, стали заметно громче.

Волин и Беляков встали со своих мест и подошли к окну, чтобы своими глазами увидеть историческое зрелище.