Участковый, проведший первичный осмотр места происшествия и переговоривший с соседями, ответил, вытирая шею носовым платком:
— Племянник его с ним проживает, Валерий Андреевич Кузин. Восемнадцать лет, не работает и не учится нигде, от весеннего призыва уклонился, на жизнь зарабатывает мелким бизнесом. Жалобы на него от граждан поступали, но ничего существенного, так, мелкие правонарушения: поздно возвращался, дверью хлопал, шумел на лестничной площадке, в ответ на замечания выражался непечатно, и тому подобное.
— А сейчас он где?
— Кто ж его знает. По месту прописки телефон не отвечает… Соседка видела его ближе к полудню, спешил куда-то с большой сумкой.
— А милицию и врача участкового кто вызвал?
— Неизвестно.
Квартирная дверь хлопнула. Калачов и Захаров обернулись. К ним подошла, доставая сигареты, появившаяся, наконец, на работе медэксперт Лизочка Савина, Миловидная, худенькая белобрысая девица с волосами, захваченными сзади в хвостик черной аптечной резинкой, в джинсах и простенькой футболке, без косметики и маникюра. Еще недавно она числилась в отделении первой красоткой и модницей и отбиться не могла от поклонников, несмотря на жутковатую профессию. Выскочила замуж по большой любви за какого-то неудалого парня, местного изобретателя с дурным норовом, тут же родила дочку. Девчонка получилась крикливая, болезненная, спать мамочке не давала совсем, молоко у Лизочки почти сразу пропало. А тут еще мужа под каким-то благовидным предлогом уволили с завода, где он худо-бедно работал, что-то изобретая по ходу дела. Как только он взялся качать права по поводу прав на изобретение, зарплаты и трудового законодательства, так и выпнули. В общем, когда Лизочка, спихнув со скандалом ребенка свекрови (ясли везде позакрывали, а мать Лизочки давно и тяжело болела, и сидеть с младенцем не могла при всем желании), вышла досрочно на работу, ее сперва никто не узнал.
Калачов и Захаров потянулись к Лизочке с зажигалками. Калачов оказался шустрее. Лизочка затянулась сигаретой и сказала ровным усталым голосом:
— Я закончила с телом. Можно увозить, только подпишем протокол осмотра, и вызывайте машину.
— Ну, и какие предположения?
— Без вскрытия заключение делать рано, но гематома на голове есть, и большая, с незначительным поверхностным повреждением кожи, могла быть нанесена тупым предметом. Ребята сказали, что на этажерке в прихожей есть немного крови, и волосы прилипли.
— Как думаешь, мог этот удар послужить причиной смерти?
— Ну, опять же, без вскрытия трудно сказать, но, полагаю, что мог.
— Да уж, на вскрытие у тебя очередь, — ехидно фыркнул Калачов. — На работу не ходим, загордились, а дела стоят.
— Ничего, не в районной поликлинике. Мои пациенты — ребята терпеливые. Жара вот только, а холодильник опять не работает. Ну да ладно. Я Семенову вчера звонила, его жена сказала, что вроде у него запой кончается, скоро на работу выйдет, а вдвоем мы быстренько всех освидетельствуем.
Захаров сладко заулыбался и сказал подхалимским тоном:
— Лизочка, ты же классный специалист, что нам Семенов, и без него обойдемся…
Лизочка фыркнула, затянулась сигаретой и грубовато напрямик спросила:
— Чего надо?
— Ну, чего, чего, ты же знаешь…
— А конкретнее?
— Два дела у меня стоят, нет заключения о причине смерти, сделай поскорее, дела в принципе раскрыты, отчет надо сдавать, не то Носорог меня совсем забодает, ты же его знаешь… Шоколадка за мной.
Савина еще раз фыркнула и свободной от сигареты рукой небрежно запихнула под резинку выбившуюся прядь волос.
— Ну, вот, заладил: «знаешь, знаешь»… Напиши на бумажке, какие дела, а то мне вот-вот свекровь позвонит, и у меня все на свете из головы вылетит.
— Сейчас мигом напишу, благодетельница! Калачов, ручку дай! И лист из блокнота вырви.
Участковый заворчал, что вот свое надо иметь, а то он ручек и блокнотов на всех не напасется, но выдал просимое. Радостный Захаров нацарапал, приложив листок к стене, номера дел, то и дело встряхивая шариковую ручку, наотрез отказывающуюся писать в таком положении. Савина, не глядя, сунула листок в карман джинсов, сказав со вздохом:
— Ладно, в первую очередь сделаю. И шоколадкой не отделаешься. Торт гони, да не второго хлебозавода, а московский. Так уж и быть, необязательно из «Праги» или «Будапешта». Согласна и на «Рот-Фронт». Хорошо бы Семенов пришел.
Калачов вдруг насупился, багрово покраснел и гаркнул:
— Да что с ним, с Семеновым этим, начальство носится, как с тухлым яйцом?! Гнать в шею алкоголика, пусть нам тут ряды не позорит!
Юрий удивленно приподнял брови и хмыкнул, а Савина, вдруг вспыхнув еще пуще Калачова, взъерошилась и зарычала, чисто волчица: