Чаша страдания

— Вообще-то она права, ей есть чем гордиться. Испанская нация — одна из самых древних, гордых и прогрессивных. Но ты лучше не вступай в такие разговоры.

— Знаешь, Руперт мне сказал, что тот мой ответ на семинаре — это инакомыслие.

— Кто этот Руперт? — встревожилась Мария.

— Студент из нашей группы. Самый ученый. Он несколько языков знает.

— Хорошо, что знает. Но как он это тебе сказал — с осуждением?

— Нет, он просто предупреждал меня, чтобы больше не высовывалась.

— Ты ему доверяешь?

— Да. По-моему, он сам инакомыслящий.

— Это он сказал, что он инакомыслящий?

— Нет, я поняла это, потому что он не комсомолец и скептически относится ко многому.

— Доченька, будь осторожна, иногда люди наговаривают на себя для того, чтобы шпионить за другими.

— Я знаю, их называют стукачами. Наверное, они и у нас есть. Интересно — кто? Но Рупик не такой. И потом, мам, он сам тоже еврей.

Этот аргумент слегка успокоил Марию. И Лилю немного успокоил разговор с матерью. Но еще несколько дней она продолжала волноваться. Руперт заметил это, видя настороженное выражение ее лица — она будто чего-то опасалась. Он думал, что зря сказал тогда Лиле о вызове в деканат. Она ему очень нравилась.

И вдруг преподавательница Песя Михайловна исчезла. Кто говорил, что ее уволили по старости, кто говорил, что ее невзлюбила новая заведующая и избавилась от нее.

На ее место пришел неулыбчивый молодой мужчина, сухой и очень требовательный. Он говорил малокультурным языком и смотрел на студентов исподлобья. Ходили слухи, что он из Курска и что его привела с собой новая заведующая. Студенты жалели о Песе Михайловне, но они уже привыкали, что то один, то другой преподаватель вдруг исчезали, а на их места приходили новые. И почему-то исчезали всегда евреи, а появлялись всегда русские.

48. Новый преподаватель

Через несколько дней они увидели новую заведующую кафедрой — доцент Надежда Маховка читала им первую лекцию. На кафедру взошла моложаво выглядевшая невысокая женщина с привлекательным простоватым лицом, сильно напудренным носом и выщипанными тонкими бровями. Девушки-студентки, по своей ревнивой женской натуре, внимательно ее оглядывали. Но что с первого же момента поразило всех в аудитории, так это ее наряд: на высоких подложенных плечах синего жакета лежали две перекинутые через них чернобурые лисы со стеклянными глазами-бусинками и со связанными впереди лапками. Их пушистый мех переливался красивой «сединой», особенно ценимой в чернобурых лисах, — они были дорогие. Чего-чего, а такого наряда на лекторе студенты увидеть не ожидали. Носить лис было модно, и многие состоятельные женщины надевали их в театры или в гости, правда, всегда одну лису. Но лектор в институте с двумя лисами на плечах — это было чересчур претенциозно. Студенты — народ ехидный, многие криво улыбались, девушки переглядывались — «Выпендривается доцентша». Лиля заморгала от неожиданности и невольно подумала: «Она прямо как Золушка на балу».

Надежда Маховка выросла в маленьком Белгороде. Со школьных лет она стала комсомолкой-активисткой, и это выработало в ней заносчивый и целеустремленный характер. Всю жизнь она была «общественницей», это помогало ей продвигаться. На биологическом факультете Харьковского университета она училась по учебнику профессора Бляхера. Ее оставили в аспирантуре потому, что она была секретарем комсомольского комитета и вступила в партию. В кандидатской диссертации она много раз ссылалась на учебник и статьи Бляхера, включала в текст целые выписки из них. После защиты диссертации ее направили доцентом в Курск. Глубоких знаний и опыта у нее не было, но после войны не хватало квалифицированных преподавателей и общий уровень обучения там был невысокий. Она была на месте, и казалось, что в Курском институте Маховка достигла предела возможностей. Она и сама была вполне этим довольна. И тут началась кампания «борьбы за отечественные приоритеты в науке». Как член партии, она горячо выступала на партийных собраниях. И, как и полагалось члену партии, своих принципов у нее не было. Вместо Бляхера ее научным кумиром стал Лысенко. Он критиковал Менделя, Вейсмана и Моргана, а когда стали критиковать Бляхера и его учебник, и она принялась критиковать его, абсолютно забыв, что училась по нему и даже переписывала его мысли себе в диссертацию. В газете «Известия» написали хвалебную статью о ее «партийной принципиальности», в те годы пресса пестрела такими ложными восхвалениями. Когда решили кем-то заменить уволенного профессора Бляхера, выбрали Маховку. Лучшего кандидата найти бы не могли — молодая, русская, член партии и, как тогда говорили, с «отличным послужным списком». Это был типичный пример того, как создавались научные кадры будущего и подбирались люди, которым надлежало становиться советской интеллигенцией. И вот Золушка-Маховка неожиданно для себя попала на бал: уселась в кресле того самого профессора Бляхера. Для полноты счастья Золушке не хватало только бального наряда. Тогда она купила двух чернобурых лис и пришла с ними на плечах — читать первую лекцию.