Чаша страдания

Как Маховка выглядела, так и говорила — нескладно и претенциозно, с типичным южным выговором, «хеканьем» вместо «г». Через каждые несколько фраз она патетически повторяла: «приоритет отечественной науки», «приоритет отечественной биологии», «ведущее значение трудов академика Лысенко» — и зачитывала длинные цитаты из его доклада на сессии Академии наук, в котором он громил «менделистов-морганистов-вейсманистов». Очевидно, точно так же она выступала на разгромных партийных собраниях. Большинству студентов это было ясно.

На перемене многие вышли в холл с недоуменными лицами. Виктор подошел к девушкам, и с их стороны послышались смешки, переговоры, шушуканье. Лиля спросила:

— Что он сказал?

— Тебе очень хочется знать? Он сказал, что Маховка на самом деле «подмаховка», — и они захихикали.

— А что это значит?

— Ты, Лилька, до сих пор не знаешь? Когда пара занимается любовью и женщина движется навстречу мужским движениям, это называют подмахиванием.

Лиля ужасно покраснела и отошла. Но она заметила, что Виктор в углу что-то царапал на бумаге. Он быстро подошел к ней с Фернандой и подмигнул:

— Хотите послушать мой экспромт?

В чем заключен родной приоритет?
Для тех, чей мозг пока не высох,
Даю я правильный ответ —
Он заключен в двух чернобурых лисах.

Лиля удивленно уставилась на Виктора — неужели он сам это написал? А Фернанда расхохоталась и заиграла глазами:

— Молодец, очень здорово. По ней сразу видно, что дура и никакого вкуса.

Во второй половине лекции Виктор пустил листок с эпиграммой по рядам, из осторожности не подписав его. Лиля видела, как листок переходил из рук в руки и многие, прочтя, фыркали. Когда почти все прочли эпиграмму и развеселились, Маховка закончила лекцию патетическим восклицанием:

— Благодаря открытиям академика Лысенко наша отечественная наука достигнет способа управлять наследственными признаками и это поможет нам создать новый тип людей — людей, которые будут обладать высоким советским единомыслием.

В аудитории раздались довольно дружные смешки — ребята прочитали эпиграмму. Маховка удивленно посмотрела на студентов:

— Да, товарищи, к этому нас призывает великий Сталин.

49. О дружбе народов

Фернанда действительно умела одеваться элегантно. Живя скромно и даже довольно бедно, она сама шила на себя все и всегда была в чем-нибудь очень простом, но отмеченном хорошим вкусом. Общалась она со всеми легко и весело, хотя говорила мало, и продолжала поражать всех грациозностью поз, выразительностью жестов и неповторимой импульсивностью взглядов. В разговорах ее глаза всегда играли: то расширялись и сверкали, и над ними птицами взлетали дуги черных бровей; то суживались до щелочек и тогда угольками сверкали из-под пушистых ресниц. Виктор даже поддразнивал девушек группы:

— Эй, вы, русские красотки, смотрите на эту дочь Андалузии, учитесь у нее красиво двигаться и жестикулировать.

Лиля любила наблюдать бесконечную смену выражений лица и жестов Фернанды. За один короткий разговор можно было без слов увидеть ее реакцию на все. Как-то раз она рассказала, что ее привезли в Москву в шестилетнем возрасте, что ее отец сочувствовал коммунистам в борьбе против Франко, поэтому их, четверых детей, успели переправить в Советский Союз.

— Я до сих пор помню первый день приезда в Москву. Нас тогда очень пышно встречали — с оркестром, с гирляндами цветов и лозунгами. А меня взял на руки какой-то очень высокий военный. Я обрадовалась ему, он казался мне похожим на папу.

До института Фернанда росла в особом интернате для испанских детей, их там были сотни. Вместе с ней воспитывались два ее брата и сестра.

— А тот высокий военный приходил к нам, приносил конфеты. Но потом он куда-то исчез. С тех пор я его не видела.

Лиля слушала и не подозревала, что Фернанда говорила о ее отце.

Четверо детей так никогда и не узнали судьбу родителей — наверное, они погибли где-нибудь в тюрьме. Фернанда говорила, что теперь все они — братья и сестры — окончили школу, учатся в институтах. Один брат стал футболистом, играет в команде «Торпедо». Пока она говорила, мимика и жесты ее менялись с грустных на веселые так стремительно, что по ним можно было следить за нитью рассказа.

Услышав про брата-футболиста, грузин Тариель, сам хороший футболист и страстный болельщик, с горячностью воскликнул:

— Фернанда, футболист из «Торпедо» Гомез — это твой брат?

— Да, это мой средний брат, — ее глаза сверкнули теплой улыбкой.

— Так он же один из наших лучших нападающих — слава советского футбола! Какие он голы забивает!

— Да, я горжусь своим братом. Испанцы всегда были хорошими футболистами.

Тариель пришел в возбуждение, смотрел на нее с восторгом и почти кричал:

— Ребята, вы слышали? Нападающий «Торпедо» Гомез — это брат нашей Фернанды!