Чаща

Снова взревела пушка — словно подкрепляя эту страшную мысль, — а в следующий миг внезапно настала благословенная тишина. Воздушный «страж» Саркана слетел на раскаленное железное жерло — и взорвался. Дюжина канониров, приставленных к пушкам, превратилась в каменные статуи. Один застыл перед левой пушкой, засунув в ствол шомпол; кто-то нагнулся, схватившись за веревки, кто-то подтаскивал правую пушку на место; остальные держали в руках мешки или ворочали ядра. Настоящий памятник битве, которая еще не закончилась…

Марек тут же приказал своим людям убрать статуи от пушек. Солдаты послушно принялись оттаскивать каменных истуканов в сторону, подпихивая и подталкивая, волоча по грязи. Одной из статуй отбили пальцы, высвобождая веревки. Я аж вздрогнула: мне хотелось закричать в голос, что превращенные в камень люди еще живы. Но, наверное, Мареку все равно.

Истуканы были тяжелые, работа продвигалась медленно, так что мы получили краткую передышку. Я собралась с духом и повернулась к Саркану:

— А если мы предложим сдаться, Марек нас выслушает?

— Безусловно, — подтвердил Саркан. — Он тотчас же казнит нас обоих, а ты, чем отдавать им детей, можешь с тем же успехом своими руками перерезать им горло, — но да, Марек нас выслушает с превеликим удовольствием. — Дракон обернулся и свел на нет заклинание стрельбы: указал пальцем в другую сторону, произнес заклятие, сбивающее с пути, и очередной залп стрел, направляемых серебряными линиями, ударил во внешнюю стену. Маг встряхнул кистью, повращал запястьем и поглядел вниз. — Утром, — наконец порешил он. — Даже если Марек готов уничтожить всю свою армию, люди не могут сражаться до бесконечности без отдыха, еды и питья. Если мы продержимся до утра, ему придется ненадолго отозвать их. Вот тогда он, возможно, согласится вступить в переговоры. Если только мы продержимся до утра.

Утро казалось бесконечно далеким.

Накал битвы понемногу шел на убыль. Люди барона уже все отступили во вторую траншею, завалив пролом трупами, преграждая путь вражеским солдатам. Марек разъезжал верхом туда-сюда вдоль внешних стен, злой, раздраженный и просто-таки изнывающий от нетерпения — в ожидании, пока его люди снова приведут пушки в боевую готовность. Рядом с ним Солья размеренно швырял залпы стрел во вторую траншею.

Солье было куда легче творить это заклинание, чем нам — отводить его. Наконечники стрел ковала Алоша. Они прямо-таки жаждали впиться в плоть: Солья просто показывал им дорогу. Мы же пытались заставить стрелы свернуть с пути, то есть боролись не только с Сольиными чарами, но и с Алошиными: с ее могучей волей, с ударами молота, что вколачивал в железо магию и решимость, и даже с самой обычной способностью стрелы к полету. Отклонять стрелы в сторону было делом тяжким и мучительным, а Солья бросал серебряные направляющие линии в воздух широким, непринужденным взмахом руки — точно сеятель зерна в поле. Мы с Сарканом сменяли друг друга: каждый ловил по одному залпу зараз, и каждый залп давался с трудом. Ни времени, ни сил для другого чародейства не оставалось.

Эта работа задавала некий естественный ритм: оттягиваешь в сторону залп стрел, точно тяжелую рыболовную сеть тащишь, и пережидаешь, уступив место Саркану — а тем временем глотнешь водички и дух переведешь. А затем снова подходишь к окну. Но Солья этот ритм то и дело сбивал. Он посылал стрелы в полет через самые неудобные промежутки времени: чтобы невозможно было даже присесть между залпами и приходилось то и дело вскакивать. А иногда нарочно задерживал очередной залп, или направлял стрелы в нас, или выпускал сразу два залпа один за другим.

— Ну, не бесконечный же у него запас, — промолвила я, прислоняясь к стене. Я была выжата досуха, все тело ныло. При лучниках были мальчишки-помощники: они бегали подбирать упавшие стрелы, выдергивали их из трупов и стен и тащили обратно — дабы снова пустить их в ход.

— Нет, — подтвердил Саркан, чуть холодновато и отчужденно: он тоже ушел глубоко в себя, черпая магию из неотвратимо убывающего истока. — Но он стреляет мелкими залпами. Скорее всего, до утра стрел хватит.

Я заступила ему на смену, а Саркан ненадолго вышел из комнаты и принес из лаборатории запечатанную стеклянную банку вишни в сиропе. На столике в дальнем углу библиотеки стоял большой серебряный самовар, в котором чай никогда не заканчивался. Он чудом уцелел даже при разгроме, учиненном пушечным ядром; правда, разбилась хрупкая стеклянная чашечка. Саркан разлил чай по двум мензуркам и придвинул ко мне банку с вишней.

То была сочная винно-красная вишня, собранная в садах в окрестностях Весны, деревни на полпути между башней и Дверником, — вишня на спирту и с сахаром. Я дважды черпанула лакомства и жадно облизала ложку дочиста. Вкус этих вишен напомнил мне дом, в них таилась неспешная магия долины. Себе Дракон выловил только три ягодки, скупо и сдержанно, и вытер ложку о край банки, словно даже теперь старался во всем соблюдать меру. Я отвернулась и с наслаждением выпила свой чай, обняв мензурку обеими руками. Ночь выдалась теплая, но меня знобило.