Чаща

— Скорее всего, это никакая не химера, а наш запыхавшийся деревенщина, тот, что ждет внизу, испугался собственной тени и навоображал невесть чего, — промолвил Дракон. Но по мне, так запыхавшийся деревенщина не выглядел ни дураком, ни трусом, и мне показалось, что Дракон и сам в свои слова не вполне верит. — Нет, не красный, ты, идиотка, это же огнь-сердце. Химера, дай ей только шанс, пила бы его галлонами — и очень быстро вымахала бы до настоящего дракона. Мне нужен красно-фиолетовый, через два пузырька от этого. — Обе жидкости казались мне красно-фиолетовыми, но я поспешно заменила зелье и подала хозяину то, что он просил. — Отлично, — объявил Дракон, закрывая сундучок. — Не пытайся читать книги, ничего в этой комнате не трогай, собственно, нигде и ничего не трогай, если сумеешь, и по возможности постарайся до моего возвращения не превратить башню в груду битого камня.

Только тут я поняла, что Дракон оставляет меня в башне. Я в смятении вскинула глаза:

— А что мне тут одной делать? Можно я… поеду с тобой? Ты скоро вернешься?

— Через неделю, через месяц или никогда — если отвлекусь, сваляю дурака и химера разорвет меня надвое! — рявкнул он. — А это значит: нет, нельзя. И будь так добра вообще ничего не делать, насколько это для тебя возможно.

И Дракон стремительно вышел. А я побежала в библиотеку и прильнула к окну: врата за ним захлопнулись сами, пока он спускался вниз по ступеням. Гонец вскочил на ноги.

— Я забираю твоего коня, — услышала я. — Ступай за мной пешком до Ольшанки, я оставлю его там и возьму свежего. — С этими словами Дракон вскочил в седло и, властно махнув рукой, пробормотал какие-то слова. Впереди него на заснеженной дороге вспыхнул огонек и покатился прочь как мячик, растапливая для всадника свободный проход посреди сугробов. Конь тут же сорвался в галоп, хотя заметно нервничал, беспокойно прижимая уши. Наверное, чары, позволяющие Дракону переноситься в Дверник и обратно, для таких далеких расстояний не годились, а может, он мог ими пользоваться только в пределах собственных владений.

Я глядела ему вслед из библиотечного окна, пока он не скрылся из виду. Не то чтоб мне когда-либо доставляло удовольствие общество Дракона — в конце концов, он не приложил для этого никаких усилий! — но без него в башне воцарилась гулкая пустота. Я попыталась порадоваться его отъезду как празднику, но для этого я недостаточно устала. Я немножко пошила пестрое лоскутное одеяло, а потом просто уселась у окна и стала смотреть на долину: на поля, деревни и столь любимые мною леса. Я видела, как к водопою бредут стада овец и коров, как по дороге проносятся деревянные сани, а порою и проезжает одинокий всадник, как тут и там растут снежные сугробы, — и наконец так и уснула, прислонившись к раме. Уже настала ночь, когда я, вздрогнув, пробудилась в темноте и увидела вереницу сигнальных огней, пылающих вдалеке почти по всей длине долины.

Со сна я не сразу поняла, что происходит. В первое мгновение мне померещилось, что это опять зажглись свечные деревья. Только трижды за всю свою жизнь я видела, как в Двернике вспыхивают сигнальные огни: когда настало Зеленое Лето, потом еще один раз, в девятилетием возрасте, — когда из Чащи вышли снежные кобылицы; и еще раз — когда плющи-шаркуны поглотили четыре дома на окраине деревни за одну ночь (в то лето мне было четырнадцать). И всякий раз Дракон не заставлял себя ждать: он давал отпор Чаще — и снова исчезал.

Борясь с нарастающей паникой, я пересчитала огни, пытаясь понять, где именно подали сигнал тревоги, — и кровь застыла у меня в жилах. Огней было девять: ровной прямой линией протянулись они вдоль Веретенки. Девятый сигнальный огонь — это Дверник. Зов о помощи пришел из моей родной деревни. Я встала, не отрывая взгляда от огней, а в следующий миг осознала: а ведь Дракона-то нет. Он сейчас уже далеко в горах, на перевале, приближается к Желтым Топям. Сигнальных огней он не увидит, а даже если к нему и пошлют гонца, так сперва Дракону нужно будет разделаться с химерой… он сказал — неделя, а больше никого и нет…

Тут-то я и поняла, какой была дурой. Мне никогда и в голову не приходило, что магия, моя магия на что-то годна, — вплоть до нынешнего дня. И вот я стою тут столбом и понимаю: нет никого другого, кроме меня; и та жалкая, неуклюжая, необученная сила, что только во мне есть — в ней магии всяко больше, чем у любого из моих односельчан. Им нужна помощь — а из помощников осталась лишь я.

Стряхнув с себя оцепенение, я развернулась и опрометью бросилась вниз по лестнице в лабораторию. Сглотнув от страха, я вошла и сняла с полки зелье серого цвета — то, что когда-то превратило меня в камень. Взяла огнь-сердце, и еще эликсир, с помощью которого Дракон спас принцу жизнь, и еще один, зеленый — Дракон как-то упоминал, будто от него любая зелень пойдет в рост. Я понятия не имела, что из них мне пригодится, но хотя бы представляла, чего от них ждать. Что до остальных — я ведать не ведала, как они называются, и прикоснуться к ним не дерзнула.