Иногда Вильмут представлялся Лео просто мерзким, и все равно его снова неудержимо влекло наведаться к другу. Увидеть мельком Эрику? Она с полночи уходила на ферму и возвращалась поздно вечером.
Зачем он только лез в семью Вильмута? Наслаждаться своим страданием? Копаться в себе?
Ведь он жил в городе пристойной и трезвой жизнью, у него жена и дочь.
Наверное, чего-то в его жизни не хватало.
Теперь Лео очутился в старой усадьбе, под покровительством трех сестер, однако и в солнечном покое этого дома ему не удалось найти удовлетворение. Снова и снова он перебирал свои отношения с Вильмутом, покойной Эрикой, внебрачной дочерью Хелле, а теперь еще и с ее детьми.
Может, Лео в своем сознании просто раздувает мыльный пузырь?
Возможно, правы были те, кто связывал происхождение Хелле со сгинувшими лесными братьями.
Глуша с Вильмутом водку и следя за его озлоблением, Лео всегда со страхом думал, что стойкость друга начала опасно сдавать. Вильмут частенько прикладывался к горькой, надо думать, что не в одиночестве, — чего он там мог наплести при других?
Может, и сам Лео тоже не помнит, что лопочет под пьяную руку.
Сейчас уже, в общем, не боялись говорить о прошлом. Быть может, Вильмут настолько ослаб духом, что однажды возьмет и брякнет где-нибудь за выпивкой, а вы знаете, когда мы в сорок первом взяли с Лео винтовки и подались на виллакуское дальнее пастбище…
Будь проклят этот миг в их жизни!
Сотни раз Лео внушал Вильмуту: есть вещи, о которых до самого смертного часа и пикнуть нельзя.
Не все были такими стойкими, как Эрика.
На следующий год после свадьбы Хелле и ее развода, Эрика присутствовала в качестве свидетельницы на судебном процессе, наделавшем много шуму. Не подтверждалось утешение, что время залечивает все раны.
В августе сорок пятого лесные братья провели наглую вылазку в поселок. Учинили настоящий разбой. На втором этаже магазина убили семью заведующего кооперативной лавкой — сам он, правда, был тяжело ранен, его потом вернули к жизни. Разграбили дочиста магазин, подожгли сельсовет, а уполномоченного милиции, выбежавшего из своей квартиры, просто изрешетили из автомата. Того самого, не знавшего эстонского языка русского парня, который без лишних расспросов подмахивал удостоверяющие личность документы, — не одна подозрительная личность восстанавливалась в правах с его помощью. За добро и раньше платили злом.
Эрика обладала способностью всегда оказываться свидетельницей потрясающих событий.
Вот и на этот раз. Около полуночи она возвращалась через поселок домой с какой-то свадьбы и не думала, что ей придется рассказывать об этом на суде спустя почти четверть столетия. Бандиты знали о свадьбе, воспользовались тем, что туда сошлось полсела. Подходящий момент для вылазки — люди далеко, гуляют где-то на гумне, уши оглохли от музыки, а сами разомлели от самогона.
Эрика тогда была еще девчонкой, только этим и можно было объяснить, что она послушно, ближе к полуночи, поплелась домой. Другая бы со страху бросилась бежать, но Эрика не испугалась, осталась стоять на месте. Пули бояться не умела. Или же стрельба и для нее была обычным явлением.
Сразу после случившегося она могла и не знать, что наблюдала за убийством и поджогом. Когда ее стали расспрашивать, ответила, что было темно и она никого не узнала. Столько-то у нее разума хватило, чтобы никого не называть, иначе и ей бы скоро пришел конец. В тот раз история на том и кончилась. Лесные братья на какое-то время исчезли из окрестностей Медной деревни, даже бункер на болотном острове пустовал. Неизвестно, в каких далеких пущах они прятались во время участившихся облав. Явно старались замести следы, через два месяца снова повторили вылазку, на этот раз напали на магазин в другом поселке и там убили семью заведующего, но это произошло в соседнем уезде, и у властей должно было создаться впечатление, что действует бродячая банда.
Прошло более двадцати лет, когда оставшийся в живых заведующий кооперативной лавкой случайно столкнулся с одним из бандитов. Лесной брат за это время сменил имя и жил среди людей верноподданной жизнью. Но ниточка отыскалась, и старую историю вытащили на свет божий.
Тогда-то Эрика и стала свидетельницей на судебном процессе. Несколько раз ездила в город. Вильмут упоминал об этом в письме к Лео; видать, снова заволновался и почувствовал страх. И у Лео захолонуло под сердцем, но он не стал поджидать Эрику у дверей суда и узнавать, что и как. И без того было ясно, что уж теперь начнут перебирать людей в их краях, изучат жизненный путь каждого человека, при расследовании деталей того налета может всплыть и другое.