Часослов Бориса Годунова

Как прочитала Елена его показания – так чуть с ума не сошла. Да, а фотограф к тому времени пропал. Елена ему звонит, телеграммы шлет, а в ответ ни слуху ни духу. Ну, телеграммы-то перехватывали, ясное дело, а почему он на звонки не отвечал, я уж и не знаю.

И выходит она в соответствующем настроении из Большого дома и садится в машину. Тогда мало у кого машины были, но Елена заработала, сама водила. И врезался в нее со всего размаха грузовик. Вроде бы водитель пьяный был, он и сам погиб. А она выжила, хоть и очень плохая была. Но тело-то подлечили, а вот голову нет. Память у нее отшибло начисто, ничего не помнит.

Кем работала, с кем жила, где снималась, про фотографа тоже забыла, но это и к лучшему. Врачи говорили, что со временем память восстановится, а пока выписали ее из больницы. Из театра ее уволили сразу, а пока в больнице лежала, муж развод оформил, квартиру разменял, ее запихнул в коммуналку, вещи все ценные забрал.

А она плохо соображает, все подписала. Жила на пенсию грошовую инвалидную, ну и покатилась потихоньку по наклонной плоскости… Красота-то сразу после аварии ушла, какими-то лекарствами ее пичкали, весь организм перелопатили, все разладили.

А потом уж риелторы-мошенники квартиру расселяли, и Лялю на улицу выбросили.

– А теперь она где живет? – сочувственно спросила Ирина, жалко было Лялю.

– Да по подвалам где-то да по чердакам… – Профессор тяжело вздохнул, – летом к себе вот пускаю… давно мы с ней познакомились, уж лет десять будет…

В это время раздался громкий стук в дверь, так что Ирина вздрогнула: ей показалось, что за дверью стоит тот самый смуглый убийца с рысьими глазами.

– Не открывайте! – Она вскочила и заметалась.

– Михалыч! – загремел бас за дверью. – Дак, ты на месте? Открывай уже, у меня времени нету совсем!

– Не бойтесь, это Леня, – шепнул Профессор, – надо открыть, постоянный клиент, он не уйдет.

Он повернул задвижку на двери и зайцем прыгнул в сторону, потому что дверь тотчас распахнулась от удара ногой, и в помещение ввалилась гора. Небольшая такая гора, не Эверест, но в комнате сразу же стало тесно. Гора повернулась, и стало видно, что на самой верхушке сидит маленькая круглая голова, а по бокам торчат руки, толстые, как бревна. Вот гора небрежно махнула одной рукой, и тотчас на пол обвалилась куча макулатуры.

– Леня, – строго сказал Профессор, – мы же договорились. Руками не махать, ногами не топать, головой не вертеть, басом не орать, иначе внутрь пускать не буду.

– Извиняйте, – повинился Леня и тут увидел Ирину.

Он громко ахнул, прижал руки к сердцу и попытался поклониться, отчего своротил еще одну кучу макулатуры.

– Леонид! – загремел Профессор.

Леня наклонил голову, и Ирина, наконец, заметила совершенно круглые детские его глаза. И рот пухлый. Было такое чувство, что голова явно от другого тела.

– Принимай груз, Михалыч, – сказал Леня нормальным голосом, – у нас аврал, ремонт начался, бумаг столько на выброс.

– В издательстве Леня работает дворником, – объяснил Профессор, – у них рукописи копятся. Они велят, чтобы в электронном виде присылали, а авторы все равно в бумажном шлют.

– Уж как Ольга Павловна ругается! – подхватил Леня. – Делай, говорит, что хочешь, но только, чтобы я этого безобразия больше не видела. Зарываемся, кричит, в рукописях этих! Девай их куда угодно! Так что я вечером еще принесу.

Профессор вышел вместе с Леней, чтобы принять макулатуру, а Ирина приготовилась уходить. Но тут Ляля внезапно очнулась и села на своей коечке.

– Ляля, ты как, пришла в себя? – спросила Ирина. – Может, водички дать?

– Да не пью я воду эту! – отмахнулась Ляля. – Ты слушай, что я знаю. Значит, баба эта, которую убили, сюда не просто так ходила. По делу она ходила каждую неделю.

– Да с чего ты взяла? – начала было Ирина, но тут же закрыла рот рукой.

– Потому что Ляля все видит, – забубнила Ляля, – это Лялю никто не замечает, а Ляля все видит. И баба эта, которую убили, каждую неделю ходила. Как на работу.

– Да куда она ходила-то?

– В прачечную, – твердо ответила Ляля.

– Белье стирать? – недоверчиво прищурилась Ирина. – Странно это как-то.

– Вот и я думаю, что странно… – согласилась Ляля, – потому как люди в прачечную белье грязное несут, так? А обратно чистое. А у них ничего в руках не было!

– У кого это – у них?

Вместо ответа Ляля вдруг запела детским чистым голоском:

– Ухти-тухти, ухти-тухти, я лесная прачка, ухти-тухти, я стираю зайцам и собачкам…

«Точно, наша Ляля ку-ку», – подумала Ирина.

– Там ее и нашли, не успела, значит, зайти в прачечную-то, – пробормотала Ляля, закрывая глаза и снова укладываясь на койку, – что уж она там делала, не успела… а я гляжу – лежит, и вся в крови, и машина красная отъезжает.

– Ты про это уже говорила, – пробормотала Ирина, вспомнив, что ее собственная машина стоит без присмотра на Загородном проспекте, и убийца с рысьими глазами наверняка уже очухался и вполне может ее караулить возле машины.

– Лежит такая… а я еще думаю, что-то с ней не то… – бухтела Ляля сквозь сон.

– Ясно, что не то, если она мертвая! – вставила Ирина.