Часослов Бориса Годунова

– Посреди Океана-моря стоит Буян-остров, на том острове лежит Алатырь-камень… Алатырь-камень, горюч камень волшебный, кровью ведьминой политый, молоком волчьим вспоенный, сделай так, чтобы мои вороги угомонились! Сделай так, чтобы по моей воле все сотворилось! Сделай так, чтобы моя воля совершилась! Алатырь-камень, горюч камень заговоренный…

Прочитав заклятье еще несколько раз, Годунов закрыл книгу и снова заходил по горнице.

– Нет, ничего не выйдет… зря я на это рассчитывал… ничего не выйдет… кончено… вся жизнь моя прошла впустую, все достанется Нагим да Шуйским… и все из-за малолетнего ребенка… ах, кабы его не стало… нет, этому не бывать…

Вдруг перед его глазами предстало видение – солнечный полдень, пыльный, заросший бурьяном двор, и на земле, между несколькими растерянными мальчуганами, бьется в судороге отрок в шелковой красной рубашке…

Нет, не красной была рубашка, белой она была, а покраснела от крови, что из горла хлещет…

И вдруг загудели, застонали колокола, словно заплакали об убитом отроке…

Застыл боярин.

Что это привиделось ему?

В это время дверь скрипнула и отворилась, на пороге снова появился слуга, проговорил испуганно:

– Ваша милость, пришла какая-то монашка, говорит, что она из Углича…

– Из Углича? – глаза Бориса вспыхнули, он метнулся навстречу слуге, взволнованно проговорил:

– Зови ее немедля… нет, не зови, не хочу знать, какую весть она принесла… нет, зови!

– Так звать или не звать, ваша милость?

– Зови, конечно, зови! И принеси сюда еще свечей, а то в горнице темно, как в склепе!

– Слушаюсь!

Микола вышел, но скоро вернулся с двумя бронзовыми подсвечниками, поставил их на стол, зажег. Следом за ним вошла женщина в черном монашеском облачении, не дойдя до середины горницы, упала на колени, ударилась лбом об пол.

Годунов испуганно взглянул на нее, перевел глаза на слугу, проговорил раздраженно:

– Поди вон!

Микола попятился, вышел прочь. Только тогда Годунов подскочил к монашке, поднял ее, проговорил:

– Ты кто? Какие вести ты принесла? Говори скорее! Нет… ничего не хочу слышать! Нет, говори сей же час!

– Прости меня, государь боярин… – женщина зарыдала, попыталась снова упасть на колени. – Не уберегла… не уберегла я ангела небесного, сокола ясного…

– Да говори ты толком! – Годунов встряхнул ее. – Говори, кто ты и какую весть принесла!

– Не монашка я… это облачение я надела, чтобы меня не признали. Волохова я, – проговорила женщина дрожащим голосом. – Мамкой была при царевиче… при Димитрии малолетнем… – слова ее снова прервались рыданиями.