Когда учился в Ленинграде не понимал местных, видя в них скрытую, сдерживаемую агрессию. Может и ошибался в своих выводах, но, знал; в отличие от этих, наполненных духом свободы лиц, не нуждался в таковой, так, как не видел в ней истинной воли, которую находил лишь в тишине и замкнутости холодных дворов. Они объединяли своей схожестью с его родным городом, но, при этом выглядели более безысходно. Причину не мог найти, решив; она скорее всего в том, что северная столица слишком далека от границы, и не так наполнена воздухом свободы, как его родной город. Да и к тому же строилась русскими, крепостными мужиками.
Может от того и накопилось в его городе столько протеста, своеволия и вызова окружающим, построенным больше для жизни, а не, как доказательство победы над стихией городам.
Но, задумывался о таких вещах только лишь от того, что решил жить в общаге, экономя время, силы и деньги на бесполезном мотании в электричках из города в город долгими вечерами и ранними, как правило, морозными утрами. Их и так хватало ему по выходным, когда возвращался в свой город среди толпы дачников и грибников с пустыми корзинами и наоборот с полными, по дороге в Питер.
Шумная компания занимала собой две, расположенные напротив друг друга лавки в вагоне. Среди них был и гитарист. Что-то заунывное бренчал на струнах. Остальные подпевали ему. И, если не бутылочка коньяку, так и не сменили бы свой репертуар, который по мере распития улучшался, ускоряясь, и даже приобретая ритм, за счёт постукивания исполнителя по деки гитары пальцами.
— Молодой человек, что вы скучаете там в сторонке, присаживайтесь к нам, — смотрела прямо ему в глаза девушка, явно скучая в шумной компании. Но, чем же он мог помочь ей, если и сам-то не особо любил пение под гитару. Но, впрочем, как слушатель не был против сидеть в непосредственной близости от эпицентра развлечений, будучи не видим и не притянут в водоворот событий. Впереди ждала сессия, и думы его были полны забот.
— Вы мне!? — удивился, но, всё же обрадовался тому, что именно на него пал выбор этой, как показалось, довольно-таки симпатичной, а главное имеющей непростой, и осмысленный взгляд девушки.
— Вам. Вам. Идите к нам, — еле заметно, но, как-то уж очень искренне улыбнулась ему самыми краешками губ.
— Я не помещусь там у вас, — даже и не подумав о возможности какого-либо сопротивления, виновато признался.
— Ну, что ж, тогда я иду к вам сама, — решительно встала и тут же присела рядом с ним, так как его и даже напротив, лавки были свободны.
— Инга.
— Павел.
— Очень приятно. Вы в Выборг?
— Да. И вы тоже, как я вижу, целой компанией?
— Все дороги ведут в Выборг. Хотим подышать вольным воздухом.
— Ваше имя… Вы из Эстонии?
— Разве это имеет значение?
— Значение имеет всё в нашей жизни.
— Почему же?
— И вот даже ваше имя, редкое в России. Тоже не случайно.
— Только не говорите мне, что так звали вашу первую любовь, — улыбнулась уже полностью, не в пол силы. И тогда увидел её совершенно по-другому. Некая грусть проявилась на её лице именно из-за яркости самой улыбки. Неужели умеет грустить, прокралась обнадёживающая мысль.
— Нет. Её звали Инна. И не надо мне говорить что это совершенно разные имена. Я и сам это прекрасно знаю. Просто показалось есть в этом какой-то смысл. Впрочем, как и в том, что вы обратили внимание на меня, не постеснявшись пригласить в свою компанию.
— Компанию… А, где же она теперь?
— Кто? Ваша компания? Как я понимаю на месте. Горланит Визбора.
— Нет. Инна.
— Ах Инна! — теперь уже улыбнулся и он, — Она в тюрьме.
— Как!?
— Понимаете, ли, я был влюблён в неё в первом классе. Это продолжалось пару месяцев. Ведь у детей всё так быстротечно. Да и в тюрьму её посадили через десять лет, не меньше. Так, что наша любовь к этому не имеет никакого отношения.
— Вы учитесь в Питере? А в Выборг отдохнуть? — уже не улыбалась Инга.
— Нет. Я там живу.
— В Выборге? Надо же! Какая прелесть! Покажете нам город? — посмотрела ему в глаза взглядом капризного ребёнка. Так, что показалось, эти глаза надолго запали в его душу.
— Покажу, если не наскучу своим занудством.
— Идёмте же к нам. У нас есть немного коньяку.
— Идёмте. Но, боюсь, всем придётся потесниться, — вторили Ингины попутчики.
Худая, не очень высокая, светловолосая, с тонкими чертами лица, и веснушками на щеках и носу, но, с карими глазами, выделялась среди компании своей несдешностью. Боялся этого, но, в то же время и не хотел сам себе строить преград, раз события развивались таким образом не по его вине. Точнее без его усилий.
Двое молодых людей, явно будущие физики. Тот, что с гитарой ниже ростом и с бородой. И три девушки, цвет глаз которых был в соответствии с волосами; с тёмными — карие, со светлыми — серо-голубые. Приняли в компанию приветливо, будто и выехал с ними вместе из Питера. Но, на самом деле всё так и было; ехали в одном вагоне с самого Финляндского.
— Это Павел, представила его Инга, так легко, будто они уже давно были знакомы, и он подсел к ним в вагон на предыдущей станции.
Затем нагнулась и тихо сказала: