Часовой механизм любви

– Накормить этих тварей той же похлебкой, да так, чтобы она у них ушами потекла, кровавыми слезами вышла! – Инна снова сжалась, голос ее зазвенел яростью. – И мне плевать, что их нет, я их могилы оболью помоями, я их и там не оставлю в покое, пусть горят в аду, мрази! Ведь эта гадина Маша Данилова ни на минуту не усомнилась, ни на минуту не пожалела о содеянном – ходила тут, смеялась, перед Федором тощей задницей виляла, выставляя напоказ свои сомнительные прелести, она и думать забыла, что сотворила. Она даже не сочла это чем-то плохим. Ты понимаешь? Только Дима переживал и Наталья, вот эти двое – да, корили себя искренне, хотя их вины в случившемся не было… Вот почему так, скажи мне, Егор? Когда человек делает гадости взахлеб, сладострастно и даже не задумывается об этом, живет как жил, другой за чужие поступки корит себя до самой смерти? За то, что не предотвратил. Как это вообще возможно – сделать такое и даже не думать об этом? Не могла я им этого простить и оставить их жить, как жили, тоже не могла.

– Я понимаю. – Егор успокаивающе обнял Инну. – Правда понимаю. Я сначала злился, но больше на то, что ты мне не сказала. А вот Лунатик догадался.

– На то он и гений. – Инна посмотрела вверх – Патрик внимательно наблюдал за ними. – Иногда я думаю, что кот понимает абсолютно все.

– Я подумываю о том, чтобы ограничить его присутствие в нашей спальне, когда мы занимаемся любовью. – Егор посмотрел на непроницаемую мину Патрика. – Ишь, притворяется, что ничего не понимает и просто кот, а сам…

– Патрик никогда здесь не присутствует, когда мы кувыркаемся в койке, ты не знал? – Инна провела пальцем по его груди, и Егор почувствовал, как кровь застучала в висках. – Он очень деликатный кот. Приходит потом.

– Да? Видимо, я и замечал его потом. – Егор рассмеялся. – Лунатик прав, этот чувак с хвостом – представитель инопланетного разума.

Тьма качнулась и обняла их, и больше не было ни света, ни тени.

Реутов вернулся около семи утра. Долго возился, снимая ботинки, прошел на кухню и включил чайник. Он всегда приходил в этот дом как в свой собственный, но будет ли так, если Инка сойдется с Егором? Он понимал, что это хорошо, теперь у нее появился человек, который понимает ее. Или хотя бы пытается, и готов разделить с ней жизнь. Но будет ли ему место в этом доме, где он привык чувствовать себя совсем не гостем? Его личная жизнь похожа на бурный океан, и единственным островком стабильности является неизменная Инка и этот дом.

Вздохнув, он включил чайник и открыл холодильник в надежде, что остатки супа утолят его голод. Бутерброд достался ему только один, остальные расхватали голодные коллеги, и голод давно давал о себе знать.

– Привет.

Реутов обернулся – в дверях стоял Егор. Он кивнул ему, не в силах говорить – хотелось есть и спать.

– Сядь, я сам тебе разогрею. Устал ведь.

– Устал. – Реутов вздохнул. – Ну, что, Инка, как всегда, оказалась права. Окровавленную одежду эта тетка сожгла, а вот бусы просто помыла, о нитке даже не вспомнила. Только одна Инка и могла подумать об этом, не зря наш препод по криминалистике считал, что она – прирожденный эксперт-криминалист. Так что все вышло как надо: нитка была пропитана кровью, экспертиза показала, что это кровь Шаповаловой. Убийство Рубахиной мы ей либо предъявим, либо нет, а вот то, что она убила Шаповалову – доказано, да она и призналась.

– Ты знал?

Егор понимал, что зря задает Реутову этот вопрос. Конечно же, он знал – ведь это он, скорее всего, посадил Влада Куликова в тюрьму за наркотики. И он растил Верочку вместе с Инной с того дня, как погибла семья.

– Верочка очень долго считала, что я ее родной дядя. – Реутов кивнул, благодаря за суп, который налил ему Егор. – Она лет в тринадцать только сообразила, что я чужой, со стороны, но уже поздно было менять что-то, для нее я остался родным дядей, чуток чудным, но родню же не выбирают. Конечно, я знал. Егор, а как ты думаешь, я смог бы хоть кого-то из этих тварей посадить за преступление? Ты же не сомневаешься, что они его совершили?

– Нет, конечно. Совершили, и не одно.

– Законным порядком я ничего не мог им предъявить. Это правильно, по-твоему? Так что нет для меня никакой разницы, суд их приговорил, или мы с Инкой. – Реутов оглянулся. – Подай мне солонку, пожалуйста.

Они помолчали, Егор думал о том, что эти люди, которые стали его здешней Стаей, впустив его в свою жизнь, когда земля уходила у него из-под ног, за сравнительно короткое время стали ему дороги. Он уже не чувствует страшного одиночества, несмотря на то, что его новая Стая оказалась не такой светлой, как та, питерская – хотя, например, Билли-Рей… Нет, люди всегда остаются людьми, неважно, вирт это или реал.

– Теперь что будет?