Часть 1. Роль среды

Два пучка дорог протянулись в сторону Индийского океана, один из них ведет в направлении Персидского залива, другой — Красного моря, он заканчивается в египетских портах Тор и Суэц или еще дальше, в Джидде, где собираются паломники и завершаются маршруты плавания, соединяющие Красное море с Индией и Индонезией⁵⁶. Эти связи существуют на протяжении столетий, и их процветание, начавшееся в XII–XIII веках, продолжается и в XVI веке. Они объединяют морские и караванные перевозки и в зависимости от обстоятельств сопровождаются выпадением отдельных этапов и перевалочных пунктов, обострением конкуренции, но система в целом при этом никогда не страдает и остается действенной. Это не означает, что Средиземноморье и прилегающие к нему со стороны Индийского океана территории представляют собой «единое живое существо», если следовать формулировке Якоба Буркхардта, эффектной, но чересчур категоричной. Без сомнения, в географическом смысле места перехода были предопределены краткостью расстояний от побережий Сирии до Персидского залива и тем более от одного края Суэцкого перешейка до другого. Но такие естественные преимущества тоже не все решают, и пересечение пустыни остается затруднительным мероприятием, требующим приложения значительных усилий.

Таким образом осуществляется контакт двух хозяйственных систем, каждая из которых получает от этого огромную выгоду, хотя и продолжает оставаться самостоятельной и жить за собственный счет. До открытий Васко да Гамы, как и позднее, Индийский океан представляет собой обособленную вселенную, почти полностью обеспечивающую себя ресурсами: зерно доставляется из Диу, хлопчатобумажные ткани — из Камбайи, лошади — из Ормуза, рис и сахар — из Бенгалии, слоновая кость, рабы и золото — с берегов Восточной Африки. Здесь налицо масса возможностей согласовать производство и спрос. Извне в регион поступают только предметы роскоши: с берегов Тихого океана — шелк, фарфор, медь, олово, пряности; с Запада — ткани и, что более важно, серебряные деньги. Громоздкий механизм торгового обмена в Тихоокеанском регионе было бы не так легко сдвинуть с места, если бы не его постоянная потребность в притоке серебра. Средиземноморье знало острый, лихорадочный спрос на перец, пряности, шелк. Но этот спрос, возможно, остался бы неудовлетворенным, если бы не страстная привязанность жителей Индии и Китая к белому металлу… Возникнув в результате крайнего напряжения, левантийская торговля отнюдь не существует сама по себе, не развивается как естественный процесс. Она предполагает сплочение усилий, наличие промежуточных этапов, без которых ее течение было бы нарушено. Сильное потрясение способно вывести из строя всю систему. Представим себе, через сколько рук должен пройти мешок индийского перца или мешок индонезийской гвоздики, чтобы попасть в лавку купца в Алеппо, потом в Венеции, потом в Нюрнберге…

Оазисы

Кочующие стада и их погонщики, купеческие караваны, народы в постоянном движении — вот самые яркие черты засушливого края в представлении жителей Запада.

Но жизнь пустыни протекает не только в движении. Не станем забывать о городах, которые не трогаются с места, и об окружающих их благословенных землях, рукотворных шедеврах сельских цивилизаций, питающихся водой из рек, ручьев или подземных источников. Эти завоевания ближневосточных жителей, ставшие возможными благодаря тысячелетнему труду, начатому бог знает когда и где, давно уже упрочились как в Египте, так и в Месопотамии или в Иране, как в Туркестане, так и на берегах Инда, и распространились в Северной Африке и южном Средиземноморье, обогатившись при этом за счет новых приемов.

Оазисы в жизни людей играют роль миниатюрных плацдармов. Египет в XVI веке представляет собой раздвоенную ленту обрабатываемых земель плюс плохо освоенную человеком дельту Нила. Древняя Месопотамия времен своего рассвета — это всего 20–25 тысяч квадратных километров плодоносящих садов⁵⁷ — почти точка на карте. Но эти оазисы, настоящие аграрные города, где параллельно улицам струятся оросительные каналы, притягивают к себе людей, как магнит. Об их жизни можно судить по современным садоводческим общинам на юге Алжира, отгороженным земляными валами, за которыми бдительное око властей еще более тиранически, чем на средиземноморских равнинах, следит за соблюдением изощренного водного законодательства. Тесная круговая порука в лесоводческих хозяйствах Ломбардии ничто по сравнению с жесткой регламентацией всех сторон жизни, устанавливаемой кодексом Хаммурапи. Даже в Валенсии, как и в других местах, где потребность в орошении диктует свои строгие законы, существует некая полусвобода. В оазисах обязательным является полное подчинение. Как и классическая равнина, оазис призывает к себе и перемалывает множество людей.