Часть 1. Роль среды

Если мы захотим теперь пройти по Германии в широтном направлении, начнем с Рейна. По мере продвижения на восток Германия предстает как все более и более молодая страна с постоянно снижающейся плотностью застройки. В XV и в первые десятилетия XVI века быстрый подъем горнодобывающей отрасли привел к созданию новых городов, мгновенно возникших на пустом месте и начавших приходить в упадок с началом конкуренции, которую составил для них белый американский металл в 30-е, а точнее, в 50-е годы XVI века, хотя причиной этого упадка могло быть и само по себе свертывание производства в середине XVI века. В период нового подъема, до конца столетия и позднее, Германия и вообще Центральная Европа переживают всесторонний промышленный рост, одним из наиболее заметных проявлений которого является производство льняного полотна в Чехии, Саксонии и Селезни. Поэтому неверно говорить, что после смерти Лютера (1546 год) в Германии, (а тем более в соседних регионах) начинается спад¹⁸⁴. Длительное время соблюдавшийся Аугсбургский мир (1555 год) имел явно благоприятные последствия. Безошибочными признаками этого являются благоденствие и блеск городов, расположенных даже далеко на востоке. В 1574 году Пьер Лескалопье восхищается немецкими городами в Трансильвании. По прибытии в первый из них, Брашов, «который саксонцы называют Кронештадтом», ему кажется, будто он «оказался в Мантуе, так красив этот город, с домами, снаружи расписанными маслом»¹⁸⁵.

Два выбранных нами маршрута показали нам две Германии. Третья утвердилось по соседству с Нидерландами, на берегах Северного моря, в Эмдене, Бремене, Гамбурге. Эти города находятся в выгодной близости как к оживленным путям сообщения Атлантики, доходящим до них, так и к Нидерландам (к Антверпену и, во вторую очередь, Амстердаму); они пользуются лихорадочным напряжением, царящим в экономике последних, и даже возникающими там раздорами. Успешно начавшуюся карьеру самого деятельного из этих городов, Гамбурга, не прерывает даже Тридцатилетняя война¹⁸⁶. Гамбургские купцы наживаются на Нидерландском восстании; они сохраняют нейтралитет, и, как выражается один из корреспондентов президента Виглиуса^*MM, «угождая и нашим и вашим, они получают большие барыши»¹⁸⁷. Впрочем, в недрах этой Германии, которая граничит с Нидерландами и имеет выход к водным путям Северного моря, зреют новые настроения, которые охватят всю страну до самых отдаленных ее уголков. На берегах Балтики свои позиции сохраняет старый, во многих отношениях колониальный порядок.

Последовательно изложенные нами тезисы довольно неплохо вписываются в картину, нарисованную в свое время (в 1908 году) историком Иоханнесом Мюллером¹⁸⁸. Согласно ему, общий для всей Германии центр, находившийся некогда в Кельне на Рейне, переместился на восток к Нюрнбергу, который находится в сердце страны, между Восточной и Западной Германией, и на полпути с Юга, проникнутого итальянским духом, на Север, куда ветры с Атлантики заносят новые веяния. Таким образом, в центре находится Нюрнберг, а не Аугсбург, город Фуггеров. Отчасти это сказано ради красного словца. Жан-Фран-суа Бержье в своей недавней книге также поддается подобному соблазну: «Южная Германия на заре Нового времени становится подлинным центром тяжести западного мира, в большей степени, чем Северная Италия, Нидерланды, чем Лион или даже Марсель во Франции, чем имперская Вена»¹⁸⁹. Это явное преувеличение. Но, в конце концов, не следует рассматривать в качестве предвестников современной эпохи только шумные успехи и новшества, связанные с торговым капитализмом Лиссабона, Севильи и Антверпена, удачно расположенных на берегу моря. Экономический подъем XVI века затронул Европу до самых ее континентальных глубин.

Из Генуи в Антверпен, из Венеции в Гамбург: новые условия товарного обращения